На землю пала ночь.
Из тьмы, как привидение, появляется Серко. Ребята вздрагивают. Старый мерин кладет непомерно большую голову на плечо деду. Савостий гладит ему храп. Мерин закрывает глаза, благодарно принимая ласку. Серко заслуженный конь. Ребята знают, что в гражданскую войну носил он лихого красного командира. И ухо у Серка отсечено в бою, и на крупе заплывшие рубцы от сабельных ударов. Уносил он с поля боя раненого хозяина своего, а за ним гнались враги, чтобы в плен взять молодого командира. Рубили беляки Коню круп, пытаясь достать до лежащего без памяти в седле командира. Командир тот молодой - Данилкин отец. С гражданской вернулся он на Серке, и с тех пор конь на райисполкомовской конюшне.
- Ну ступай, ступай. - Дед говорит ласково. - Попасись, трава-то ноне сладкая.
Савостий легонько хлопает Серка по морде, и конь послушно идет в темноту. Дед задумчиво глядит на огонь.
Андрейка уже спит, рыжая голова его и босые грязные ноги торчат из-под облезлого полушубка. Слипаются глаза и у Ромки. Вот он роняет голову, испуганно вздрагивает, взметнув белесые брови, бессмысленно поводит взглядом вокруг и окончательно засыпает. Давно спят и дедовы собаки, положив головы на лапы. От Данилки же сон бежит. Он слушает ночь. Огромная, распластала она черные звездные крылья над землей, и стихло все до утра. Костер на той стороне угас, косари спят.
Великая тишина на земле.
Замер Данилка, ощущая свое кровное родство с этой ночью, с этим тихим озером и спящими холмами. Попытался представить себе, какая она огромная, его земля, и не мог - такая огромная, что идти-идти, год будешь идти и не пройдешь с краю на край.
Где-то далеко-далеко послышался петушиный крик. Ему откликается другой, третий, и у Данилки в груди теплеет от родного петушиного зова.
- Слыхал? - Дед поднимает палец. - Поют, жисть славют. Чего не спишь? Нога болит?
- Не-е, просто не хочется.
- Не хочется, - повторяет Савостий. - Это уж мне не хочется. На землю наглядеться охота, веку-то с гулькин нос осталось. А ты спи, тебе еще дорога длинная.
Из-за березника всходит луна. В легком серебряном сиянии обозначились поля, напоенные светлым дымом, озеро, залитое лунной яркостью, березы, кованные из серебра, лошади, стоящие неподвижно, как копны. Две из них наклонились, почти касаясь мордами друг друга, а между ними висит луна. Кажется, держат ее кони на своих гривах, и очерченные светлым ореолом силуэты их четко выделяются на темном сукне неба.
