Тем самым потенциально неприязненное отношение работника по отношению к своему труду и своему предприятию оказывается подрубленным на корню. Ведь теперь работнику приходится выступать в роли ангела-хранителя самого себя, а свой труд рассматривать как основную опору собственной жизни. В идеологии автономного труда явственно просматриваются следы тех креативных культур, которыми вдохновлялось движение антииндустриального протеста 1960—1970-х годов. Однако автономный и творческий труд совершенно необязательно синонимичные понятия, скорее наоборот. Автономным мы можем назвать такого работника, который поддерживает прямые отношения с рынком, который берётся напрямую продать продукт своего труда покупателю и, следовательно, несёт полную ответственность за экономическое и финансовое функционирование предприятия. Однако в большинстве случаев информационный работник ставит свой творческий потенциал и свои познания на службу хозяину, в соответствии с классическими принципами вознаграждённого труда. Правда, современный хозяин предприятия не может быть идентифицирован с заводчиками былых времён; он, так сказать, преображается в закрытое акционерное общество, и его решения не подлежат обсуждению или оспариванию, ведь они позиционируют себя как продукт технологических или финансовых автоматизмов. Социальное взаимодействие наиболее полно выражает себя именно в сети; труд стремится стать когнитивным во всей его целостности. Когнитивный труд выражает себя как информационный труд, то есть как бесконечная рекомбинация бесчисленного множества информационных единиц, циркулирующих в сети цифрового типа.
Когда социальное взаимодействие превращается в перенос оцифрованной информации, её выработку и расшифровку, то сеть начинает восприниматься как естественная среда.
В целостном цикле общественного труда начинает доминировать внеиерархический характер сетевой коммуникации. Это явление способствует позиционированию информационного труда как независимого труда. Но как мы уже видели, данная независимость на деле представляет собой идеологическую фикцию, под завесой которой формируется новая форма зависимости. Она всё меньше связана с традиционной формальной иерархией, с прямым и волюнтаристским вмешательством предпринимателя в производственный процесс. Эта новая форма зависимости всё больше утверждает себя в автоматизированном потоке сетевой информации. Речь идёт о взаимозависимости изолированных друг от друга субъективных фрагментов, которые на деле объективно связаны с единым струящимся процессом, объективно связаны с цепью внешних автоматизмов (как внеположных, так и имманентных трудовому процессу), регулирующих любой жест, любой фрагмент трудовой деятельности. Как те работники, кто выполняет исполнительские функции, так и те, кто выполняет хозяйственные функции, очень остро переживают свою зависимость от непрерывно текущего информационного потока, из которого нельзя выбраться, не заплатив при этом дорогую цену – маргинализацию. Контроль за производственным процессом теперь доверяется не какой-либо иерархии боссов, больших и малых (как оно было на фабрике тейлоровского типа), контроль внедрён в сам этот поток. Возможно, именно мобильный телефон представляет собой технологическое устройство, наилучшим образом иллюстрирующее эту форму сетевой зависимости. Мобильный телефон, которым большинство информационных работников пользуются не только в рабочее время, но и за его пределами, выполняет решающую функцию в организации труда как индивидуального предприятия, формально автономного, но по сути зависимого. Цифровая сеть представляет собой ту сферу, внутри которой становится возможной пространственно-временная глобализация труда: глобальный труд это бесконечная рекомбинация бесчисленного множества фрагментов, относящихся к производству, выработке, сортировке и расшифровке всевозможных знаков и информационных блоков. Труд это оцифрованная деятельность, по отношению к которой сеть выступает как постоянный регулятор. Мобильный телефон – инструмент, обеспечивающий данную рекомбинацию.
