Голос 2: Появление событий, созданных не нами, событий, созданных другими против нас, теперь обязывает нас впредь рассчитывать прохождение времени и его результаты, преобразование наших собственных желаний в события. Что отличает прошлое от настоящего – его недоступная объективность; более нет никакого «должно быть»; бытие таким образом было сведено до состояния прекращения существования. Детали уже потеряны в пыли времени. Кто боялся жизни, боялся ночи, боялся быть пойманным, боялся оказаться под стражей?
БЕЛЫЙ ЭКРАН.
Лицо другой девушки>6.
Героиня рекламного ролика в ванне.
Съёмки вспышек на солнце.
Камера наезжает на героиню рекламного ролика в ванне.
Прерванные ранее вспышки на солнце продолжают своё нарастающее движение.
Голос 3: То, что должно быть отменено, продолжается, и наше разрушение продолжается вместе с ним. Нас грабят. Нас разобщают. Годы проходят, а мы ничего не изменили.
Япония. Десяток полицейских в касках и противогазах на большой уже освобождённой площади продолжают медленно двигаться вперёд, бросая гранаты со слезоточивым газом.
Голос 2: Снова утро на тех же самых улицах. Снова усталость многих пройденных ночей. Это – прогулка, которая продлилась долго.
Восход солнца над мостом в Париже.
Медленная панорамная съёмка площади Побед на рассвете.
Делаланд: реприза торжественной и трагической темы.
Музыка стихает.
Голос 1: Действительно трудно пить больше.
БЕЛЫЙ ЭКРАН.
Голос 2: Конечно, можно было бы при случае снять фильм об этом. Однако даже если бы такой фильм смог быть столь же бессвязным и неудовлетворяющим, как сама действительность, о которой он повествует, это всё равно было бы не более чем воссоздание – столь же бедное и лживое, как эта никчёмная съёмка.
Съёмочная группа вокруг камеры.
Повторяется самый худший дубль ранее показанной съёмки движущейся камерой (в кафе) – без перерывов на кадры с текстом, но с множеством изъянов: люди ходят перед объективом, отблески прожектора, видна тень от камеры, панорамирование в конце движения.
Голос 3: Существуют люди, которые гордятся тем, что они – авторы фильмов, подобно тому, как ранее другие были авторами романов. Их отставание от романистов заключается в том, что они игнорируют разложение и истощение индивидуального искусства в наше время, завершение времени пассивного искусства. Слышатся хвалы в адрес их искренности, ведь они инсценируют с наибольшей индивидуальностью условности, из которых они состоят. Слышатся разговоры об освобождении кино. Но что нам даст освобождение ещё одного искусства для того, чтобы Пьер, Жак или Франсуа смогли радостно выражать свои рабские чувства? Единственное интересное занятие – освобождение повседневной жизни, не только в исторической перспективе, но и для нас, прямо сейчас. Это подразумевает ликвидацию всех форм отчуждённой коммуникации. Кино также должно быть уничтожено.
