— Прошу, господа.
— Вот они, наши герои! — Георгий Николаевич поднялся навстречу, расправил плечи. — Милости прошу к нашему шалашу. Племянник рядом со мной сядет, а уж вы, Василий Васильевич, приласкайте своего будущего шофера.
От неожиданности Вольф перестал петь. Аккомпанировавший ему Рябушинский ничего не понял. Он резко обернулся. Он уставился сначала в широкую спину Вольфа, затем, но не сразу — на вошедших и потерял сходство с молодым орлом.
Гувернантка Софья Карловна Дикгоф, добрая женщина, говорила ему в детстве, что когда он удивляется, то делается похожим на маленького воробышка.
Сергуня встал, одернул бархатный пиджачок, обшитый шелковой тесьмой, как у актера. Он был очень пластичен.
— Здравия желаем! — гаркнул Николай раскатисто. Весело у него получилось и лихо. — С далеких морей по вашему приказанию прибыли!
И сразу же потянулся к рюмке.
Часть вторая. НА ПЯТЬ ХОДОВ ВПЕРЕД
12
По данным Московской городской думы, в Москве в 1905 году было 155 автомобилей. Много это или мало, трудно сказать, да и не ясно, с чем сравнивать, какой масштаб выбирать.
В 1905 году родился старший брат моего отца дядя Леша. Он и сегодня молодой. Он погиб летом сорок третьего на Мурманском направлении и, когда пришла бумага из Сокольнического райвоенкомата, наша бабушка Вера сказала, что это ошибка. «Леша такой хитрый, — сказала бабушка. Она хотела сказать «умный». — Леша такой хитрый, он еще вернется». И строго поджала губы, кто, кто, а она-то знала, что Лешу не могли убить. Нашего Лешу? Да о чем вы! Глупости какие...
Когда звонила тетя Галя, бабушка спешила взять трубку, интересовалась, как внуки Наташа, Радик, как у них учеба, и обязательно, перейдя па шепот, рассказывала, что ночью ей опять снился Он. «Он в лесу. Он в партизанах. Он еще вернется, Галя, береги детей, вот увидишь. Он был такой хитрый...»
Что отвечала тетя Галя, молодая вдова, я не знаю.
В то лето мы вернулись в Москву из эвакуации. Стояли жаркие дни. Во дворе пленные немцы укладывали асфальт. На пустыре, возле котельной, задрав в небо тонкий ствол, расположилась укрытая чехлом зенитка, и девушки зенитчицы в тяжелых сапогах, в белых лифчиках, сняв гимнастерки, подшивали свежие подворотнички.
Мой приятель Левка Гуревич у себя в квартире на антресолях нашел пакет, в котором оказались старые, царских времен, деньги с портретами Петра, Екатерины, Александра... Были в том пакете, как я теперь понимаю, и акции разных компаний, помню «АМО», три буквы на банковской хрустящей бумаге, и вот все это Левка щедро вытащил из своей коммуналки прямо во двор.
