Братья обещали быть к семи. Петр Платонович вымыл автомобиль, протер замшей и, ожидая родных, сидел рядом с дворником на бревнышке у ворот. Курили, беседовали.
— Это что ж за времена пошли, — жаловался дворник. — На Божедомке Фильку Косого ножичком пырнули. Татаре, говорят, сказано, деньги не поделили. Крали, крали и на вот. — Дворник высморкался, приложив палец к ноздре. — Полиции нет. Навалилось времячко...
— А чего Филька говорил?
— А чего говорить, мертвый, сказано. Отошел в царствие небесное.
— Вот те на! Тревожный момент.
— Ворона кума. Тревожный... Теперя, как в темный час на бульварде караул кричат, я с места не стронусь, вот те крест! Фортку, значит, отворю, рыло высуну, кричу: «Иду!» Вот он я, а сам еле жив. Жутко дело.
Дворник был мал ростом, конопат. Зимой и летом носил валенки и теплые портки, жаловался на простуду в костях. Доктор его лечил, но войти в сторожку не мог, уж очень там был дворницкий дух.
У соседей за забором вовсю дымил самовар. Дым стлался смолистый, шишечный.
— Откель столько шишек Маркеловы берут, ума не приложу.
— Воруют в окружающем пространстве.
— Ой, правда? — глаза дворника блеснули. — Шуткуешь? Все бы шутить молодым. Пойду, что ли, ворота замкну. Ох, лень наша матушка... — Дворник покряхтел, кивнул на автомобиль, торжественно блестевший в закатном свете. — Вот они живут... Деньгу некуда девать. Это ж мужику всю жизню работать да работать. А наш-то тьфу и вот! Вот бы барином родиться...
— Он доктор. Считай, сколько лет учился.
— Учился, — передразнил дворник. — А ты что, не учился? Кузяеву такая постановка вопроса была приятна.
— Ну, учился...
— А сколько жалованья тебе?
— Для начала семьдесят пять рублей на каждый месяц.
— А ему?
— Я не знаю, — уклончиво отвечал Кузяев.
Некоторое время посидели молча. Пахло самоварным дымом. На бульваре играла военная музыка. Была суббота.
— Чего ж ты с такими деньжищами делать будешь? Запьешь? Ну, житуха! Слушай, Петр Платоныч, а сынка моего можешь в ученики взять!
— Если парень с головой, так и поучу. Отчего ж не поучить, — солидно отвечал Петр Платонович. — Это можно.
Тут как раз появились братья.
Шли по старшинству, первый Петр Егорович, крепкий, рослый, служить ему пришлось в крепостной артиллерии, за ним вышагивал шустрый Михаил Егорович, шел и все крутил головой, косил по сторонам, а уж сзади вприпрыжку поспевал Васят-Васятка в новом темно-синем картузе с лакированным козырьком.
— Привет, православные!
— Бог помощь!
