— Новожилов, по-моему, нас разгадал.
С того момента как «топографы» расположились на лугу, хозяин дома, которого в деревне называли Лукьянычем, и его постоялец не отходили от окна.
— Наконец-то возьмутся за школу-интернат, — заметил по поводу «топографов» Лукьяныч. — Оно бы хорошо.
Пенсионеру, бывшему бухгалтеру совхоза, живущему уже несколько лет бобылем, Лукьянычу изрядно надоело однообразие его теперешней жизни, и он жаждал вокруг себя движения, многолюдия, даже шума. Его постоялец, приехавший на пару недель из Москвы, чтобы «подлечить нервы», был настроен иначе. Он мрачно наблюдал за работавшими.
— Это еще бабушка надвое сказала.
— Детям будет неплохо, — продолжал Лукьяныч, — речка рядом, лес тоже, земляника, грибы… Только дорогу подремонтировать. Интернату законно автобус положен и полуторка. Учителя бы в деревне молоко покупали, яйца. На два месяца и мне, пенсионеру, пойти в интернат работать…
Лукьяныч оглядел стены своего запущенного дома. Отсутствие хозяйки чувствовалось здесь в каждом углу: полы давно уже не подметались, со стен свешивались почерневшие провода, а стоявшая у окна металлическая кровать с панцирной сеткой была прикрыта фланелевым одеяльцем.
— Да, — пробурчал постоялец. Он с самого начала поразил Лукьяныча своей угрюмой непритязательностью, отсутствием даже малейшего намека на багаж и сменное белье («Нервы есть нервы!» — вздыхал Лукьяныч). — Сейчас здесь будет дело!
С Новожиловым действительно было не все в порядке. Не в меру вспыльчивый, завистливый и недалекий, он словно жил в особом мирке, заполненном до краев подозрительностью, опасениями, постоянными личными счетами с сообщниками и какой-то дремучей неосведомленностью обо всем, что происходит вне его узких повседневных забот и интересов. Поэтому даже в делах простых и понятных Новожилов постоянно попадал впросак, отчего его обычная неуравновешенность с годами становилась все заметнее для окружающих и принимала характер заболевания. Дерзкое ограбление, которое стоило жизни сторожу ювелирного магазина и за которое Новожилова теперь разыскивали, было, по существу, задумано другими, а Новожилов оказался втянутым в число участников, причем на роль главного исполнителя. И вот, вынужденный скрываться в глуши, не получая ни от кого ни помощи, ни вестей, он проклинал и воров и милицию, а больше всего ту цепь неблагоприятных для него обстоятельств, которые приковывали его теперь к окну дома Лукьяныча и заставляли сжимать в руке старый и весьма ненадежный в этой ситуации «дамский» пистолет.
