– Вы думаете, что смеётесь надо мной. Это не так. Вы насмехаетесь над собственным достоинством. Вы не познали боль потери, ведь вы не теряли. Теряет тот, кому посчастливилось обрести. Эту ценность вы обошли стороной.
Не зря вас так тянет друг к другу. Ваш образ жизни ничем не уступает существованию опарышей. Вы хуже опарышей. Вы – ничтожества с идентично наработанным уровнем хамства, общими пороками и равноценной глупостью.
Того, кто потерял любимого человека, согласно вашей логике, можно и нужно унизить, ведь он испытывает странные чувства, смешивающие горе утраты с лёгким безумием. Да, первые месяцы мне было больно осознавать, что тело моего брата находится в могиле и стремительно разрушается. И сейчас мне больно от одной лишь мысли, что разложение дошло до его рук, ведь они были прекрасны всегда, даже когда он болел. Это очень странно, но я не скрываю своей правды.
Когда ты появился в моей жизни, я была честна перед тобой и не удерживала тебя. Ты был волен уйти в любой из дней за эти проклятые десять лет, но ты остался. Я знала, что рано или поздно ты обратишь моё отчаяние против меня. Я давно готова к ножу, который ты сейчас вонзаешь мне в спину.
– Что ты несёшь, психопатка?! – закричал Саймон.
– Вызови скорую! – закричала Джулия.
– Ей нужен психиатр! – закричала Лора.
– Ага, на одной лодке скорая, а на другой – психиатр, – как всегда цинично, подытожил Ник.
Ромуальда игнорировала шквал коллективного негодования. Ей ещё было что сказать:
– По меркам справедливости поздно, но всегда вовремя, момент личной утраты настигает даже самое отъявленное ничтожество. Ждите своего часа. Тогда вы поймёте: ваши предположения и чужие рассказы – пустышка. Каждый теряет по-разному. Каждый видит, слышит и чувствует по-разному. Чужой опыт – ничто. И рядом с вами будут такие же ничтожества, которых вы собрали вокруг себя. И это вас уничтожит.
По веской причине, родом из его детства, эти слова больнее всего задели Саймона. Краснея от ярости, он толкнул её, и, когда Ромуальда упала на пол, навалился на неё сверху. Схватив её за шею, он пытался реализовать своё давнее желание задушить виновницу всех своих бед, но в решающий момент его руки таинственным образом утратили силу. Мёртвая хватка превратилась в мёртвое намерение.
– Сука! Какая же ты сука! Вали отсюда пока не поздно! – кричал он, брызжа на неё слюной, напоминая при этом животное, поражённое бешенством, – Не накаляй меня, иначе уже завтра ляжешь рядом со своим братцем! Мне не будет обидно из-за того, что ты начнёшь разлагаться! Для меня ты давно гниль!
