– Её аскеза предполагает наличие путей отступления, – злобно ответил Саймон, – не ищите святости там, где воняет серой.
– Милый, не будь так суров, – сказал Дэймон, – бедняжка потеряла брата.
– Брата? Я думал, она потеряла сестру, – наигранно удивился Ник.
– Это и то, и другое. Она сама не знает – кого или что потеряла.
Это была не первая коллективная травля Ромуальды. Такое отношение к ней нарабатывалось годами, а идейным лидером, подбивающим остальных часто на отъявленный произвол, был Саймон. Возможно, он мстил ей за когда-то принятое им же радикальное, и, как обычно в его случае, необдуманное решение оторваться от тотального влияния прежней покровительницы. Время показало, что не до конца предусмотренный переход из-под одного крыла к другому давал куда больше трудностей, чем ожидаемых им привилегий. Женщина, которой он позволял себя любить, любила его не настолько, насколько он рассчитывал. Варвара Мефодиевна была готова принять своего воспитанника в любой момент, но Саймон не желал возвращаться в жёсткие тиски её опеки. Ромуальда была повинна в том, что показала ему другую жизнь и при этом не хотела брать на себя его ответственность, вынуждая неприспособленного к трудностям карикатурно-тепличного мальчика интегрироваться в столь же карикатурную зрелость, не давая ему времени на поиски обходных путей.
Агрессивный набег Саймона и его команды на остров был актом его очередной мести – на этот раз за то, что Ромуальда, в отличие от него, смогла найти своё место. Пристально наблюдая за её поведением, он понял, что она готова оставить его навсегда.
Саймон оказался прав, отмечая перемену, которая коренным образом влияла на Ромуальду, их отношения и его будущее. Прежняя Ромуальда, пытаясь отвоевать своего мужа в каждой схватке с его верными друзьями, шла на все известные ей меры, чтобы отогнать врагов от себя и своей территории как можно дальше. Изменившаяся Ромуальда больше не имела намерения бороться за своё желание. Десять лет она ограничивала себя единственным заветным желанием, которое было связанно с одним человеком и зависело от его выбора. Это желание оказалось самым долгоиграющим из множества её фатальных заблуждений.
Нарушая стандартный план их вражеского взаимодействия, Ромуальда не стала проявлять агрессию в той форме, которая давно за ней закрепилась. Время показало, что позиция отчаянной ярости зарекомендовала себя как малоэффективная. Подозрительно спокойно, она обратилась к своим недругам:
