До этого, почти тридцать лет назад, эгоистами их с братом назвал родной дедушка. Последние воспоминания, связанные с ним, сохранились в памяти Ромуальды во всех подробностях, включая чувства, проживаемые снова и снова, как только образ дедушки всплывал в её мыслях.
О смерти своего сына – отца Ромуальды и Альгрида, Отто-старший узнал в день прощания с Отто-младшим. Тогда, дядя Грегор попросил близнецов отправиться с ним по важному делу. Безвольным и встревоженным до онемения, им не оставалось ничего иного, кроме как согласиться. Они медленно ехали в старой и до неприличия дряхлой машине к дому, где с конца осени до начала весны жил их старик. Прибыв на место, дядя передумал посвящать племянников в детали важного дела, о котором они прежде договаривались. Нервно переминаясь с ноги на ногу, он выкурил сигарету, после чего, осторожно ступая, направился к дому, где не ждали его появления.
Оставаясь в машине, дети тихо и спокойно ждали того, что должно было произойти дальше. Через какое-то время дядя привёл под руку их дедушку и аккуратно посадил Отто-старшего в машину рядом с ними. Будучи в несвойственном для них состоянии, вызванным горем и смятением, Альгрид и Ромуальда сидели настолько смирно, что слепой старик даже не подозревал о присутствии в машине кого-то ещё.
Половину обратного пути, не выдавая себя, они наблюдали за дедушкой. Их поражало и даже немного обижало его спокойствие. Отто-старший сидел ровно и статично. Казалось, он даже не моргал.
Когда машина остановилась у входа в ритуальный зал, дети отважились поздороваться с дедушкой, напугав того и немного рассердив старика, который и без того раздражался по любому поводу. После сухого ответного приветствия, Альгрид спросил Отто-старшего:
– Дедушка, почему ты не плачешь? Тебе всё равно?
– Вы ничего не знаете о моей жизни и о цене каждой пролитой мною слезы. Эгоисты.
Это был их первый и последний серьезный разговор. В жизни Отто-старшего, как отшельника, не было места для тех, кто дорожил своим настоящим и продолжал надеяться на будущее. Много позже, они узнали скрытый от них чудовищный отрезок его жизни. Будучи причастным к массовым убийствам невинных людей, придя к раскаянию спустя годы снедающей боли и саморазрушения, Отто-старший дал зарок, что будет оплакивать каждого, кого он обрёк на мучительную смерть, и не проронит ни единой слезы по тем, кого он поистине любит. Тогда же он дал ещё один зарок, который так и не смог сдержать, поскольку Отто-старший посягнул на то, что было выше и сильнее его предубеждений. Он зарекался, что не будет любить своих детей, дабы не накладывать на их невинные головы проклятие его прежних злодеяний, но он продолжал любить их, хоть и не показывал этого, отталкивая от себя тех, в ком очень сильно нуждался.
