Город вырос. Особенно в Нагорной части. Здесь заложен равный городу город. Когда поднимаешься, кажется, будто идешь по чужим, незнакомым местам. Но стоит задержать шаг и оглянуться, как увидишь серп бухты, синее море, Девичью башню, короноглавый Дом правительства, дышащие заводские трубы, похожие отсюда на спички, и поймешь, что ошибаешься, почувствуешь, что это — родной город. Как часто она теперь будет видеть открывающуюся ей отсюда гигантскую панораму, раскинувшуюся под ногами. Будет видеть уже одна, без него…
Тридцать лет она чувствовала плечо мужа. Он был ей опорой, она была ему поддержкой. Разве тридцать лет много? Есть люди, которые проходят плечом к плечу полвека и даже семьдесят пять лет. Однажды в вечерней газете муж за чаем прочел о супругах, отметивших столетний юбилей.
«Молодцы! — невольно вырвалось у мужа. Он отложил газету и, помешивая ложечкой чай, улыбаясь, спросил: — Как думаешь, мы с тобой проживем столько? — спросил и сам же ответил: — Если перешагнем полсотни, проскочим семьдесят пять, а там достигнем и века!»
Не перешагнул, не проскочил, не достиг…
Тридцать лет были не из обычных. Каждая рана одной лишь минувшей войны равна десятилетиям. А трудные годы накануне войны?
Муж часто шутил, смеялся, отгонял грусть. Но бывал и хмур, холоден, молчалив. Иногда груб. Всякое случалось.
Смерть — могучий ветер, уносящий из сердец живых мелкие обиды на умерших. Она не касается лишь добрых чувств к умершему. И не только не касается, она, как ветер, раздувает теплую память об умершем…
Жарко. Черная ткань одежды, кажется, собирает все солнечные лучи.
Осталось пройти еще немного.
Чем ближе к холму, тем ощутимей комок в горле. Будто похоронила не мужа, а родное дитя.
Цветы венков на могиле завяли, засохли. Ленты она сняла в прошлый раз, они теперь дома.
«Могила сядет, поставлю мраморную плиту, посажу вокруг кусты сирени. Забора не будет. Когда хотела окружить забором могилы отца и матери, он был против…»
От неожиданно раздавшегося хриплого голоса она вздрогнула.
— Не мучай себя так, душа моя!
Женщина повернулась и увидела старуху с согнутой спиной и лицом, покрытым густой сетью глубоких морщин. Опершись двумя руками на палку, она стояла, сверля маленькими, острыми глазами женщину.
— Жена ему?
Женщина кивнула головой. Старуха оживилась, глаза ее загорелись.
— Вчера вот тоже одна такая, как ты, приходила сюда, над этой же могилой слезы проливала.
— Вы ошиблись, — возразила женщина.
