Не выйдет ли такая ситуация, что приняв правила игры и согласившись, стать названым братом, для меня закрылись все двери Эллирии. По крайней мере, в тех местах, где верховодят жрецы Всеединого, а это девяносто процентов всех обжитых земель. Мотаться на задворках мира — такое себе удовольствие. С другой стороны, если остаться у верити и установить штандарт у них, то я получу полную защиту от нападений других кланов. Но для этого они должны выдержать осаду.
— Так почему вы тогда не проведёте ритуал, союзные боги, пусть и растерявшие силы, определённо помогли бы вам выдержать осаду, — сказал я.
— У нас только шесть Печатей, это всё что мы сумели собрать за тысячелетия. Где взять ещё мы не знаем… — ответила Ласка. Она уже немного отошла от битвы, на щеках появился румянец, в глазах появилась жажда действий…
«Зато я знаю!» — подумал я. Не так давно я лично вручил Печать в руки жреца Всеединого. Или Трора, если говорить правильно.
— Сколько времени проходит с момента нахождения Печати, до её полного уничтожения? — спросил я, надеясь, что артефакт всё ещё находится в Хельмгарде.
— Ритуал сложный и небыстрый. Неделя, две месяц, возможно больше. Точно сказать не могу — не знаю. Дед никогда мне ничего подобного не рассказывал, но думаю, он должен знать.
Я уже раскрылся перед князем, показав ему Штандарт. Поэтому решение поделиться информацией насчет Печати далось мне относительно легко.
— Я точно знаю, что около месяца назад, жрецы Трора получили в своё распоряжение одну из Печатей. Возможно она всё ещё у них… — говорить о том, что это я передал Печать жрецам Всеединого, я не стал.
— Это точно? — Ласка подскочила с топчана. И куда только подевалась усталость?
— Точно, — уверенно ответил я.
— Я сейчас, — сказала Ласка и выбежала в коридор.
Оставшись в одиночестве, я задумался. Почему во время битвы я спас эту девчонку? Какие шестерёнки моего мозга не позволили её добить? Нет, не поймите меня неправильно, я не сожалею о том, что совершил, но, на тот момент, она была врагом и приди тогда в сознание, с лёгкостью порвала меня на лоскуты.
Лёгкого ответа на этот вопрос у меня не было. Единственное, что я ощущал, когда задумывался над этим вопросом — это лёгкая грусть и то и дело всплывающее воспоминание о дочери, в реальном мире…
Отогнав от себя невесёлые мысли, я написал Азу, тому самому воину, который встал со мной плечом к плечу, во время скандала с пленником верити.
«Привет, как жизнь?».
