В качестве правительственной партии, обязавшейся оказывать абсолютное доверие министерству общенационального единения, социал-демократия, в лице меньшевистской фракции, осудила себя на постоянное торможение пробуждающейся в крестьянско-солдатской массе политической самостоятельности, на удерживание Советов от попыток активно влиять на ход правительственной политики.
Вместо того чтобы содействовать развитию классового самосознания солдатско-крестьянской демократии, партия пролетариата своей ложной политикой парализует процесс освобождения сознания этой демократии от налипших на нем либеральных и национальных иллюзий. Вместо того чтобы на работе толкания вперед мелкобуржуазных масс укреплять в пролетариате сознание его особого положения в общедемократическом революционном блоке, как отдельного класса, меньшевистская социал-демократия всю свою деятельность приспособила к эсэровской теории единого «трудового народа». И она это делает до такой степени всерьез, что лидер ее товарищ Церетели, даже будучи разбужен от сна, не обмолвится терминами «социал-демократия», «пролетариат», «классовая борьба»; а будет неизменно говорить только о «революционной демократии», о «нации», о «борьбе с контрреволюцией и анархией».
Тормозя процесс классового самоопределения крестьянско-солдатской демократии, меньшевики и эсеры неизбежно способствовали тому, что нарастающее благодаря затягивающейся войне, созданной ею разрухе и неспособности освободившейся от давления низов буржуазии глухое недовольство пролетарских и даже части крестьянско-солдатских масс бросило их в объятия ленинизма. Ибо ленинизм бросил в эти массы лозунг «Вся власть Советам!» -лозунг, апеллирующий к возросшему у народных масс с февральских дней чувству уверенности в своей политической силе. Видя с изумлением, что три месяца революции еще не дали им заметного улучшения жизни, массы склонны искать выхода в устранении от власти представителей враждебных им капиталистических классов.
И они были бы правы, если бы все дело или, по крайней мере главное дело, заключалось в нежелании и неспособности буржуазных либералов проводить революционно-демократическую программу. Но это далеко не так. Обладая громадной организованной силой Советов, демократия имеет возможность проводить свою волю в области внешней, внутренней и экономической политики гораздо полнее, чем она это делает до сих пор. Если это не имеет места, то главным образом потому, что воля самой демократии еще не определилась, что ее авангард еще инстинктивно льнет к соглашению, к компромиссу с буржуазным либерализмом; что вместо революционного давления на буржуазию демократия осуществляет «безусловную поддержку» ее.
