У неба учишься и следуешь за ним:
Сама в движении, а полюс недвижи´м.
Ты делаешь добро и зерен ждешь в награду…
Кормилица людей, — тебя благодарим.
Серебряной муки´ ты даришь водопады,
Когда зерном тебя накормят золотым.
Неумолимая, не торопись, постой!
Грешно смеяться так жестоко надо мной.
Когда в глазах моих зажжешь ты свет вечерний
Своею утренней сверкающей зарей?
Мечтами о тебе измучен я безмерно,
Ты скорбь души моей смири и успокой…
Ты сердце рвешь мое: в игре жестокой, скверной
Тебя ждет выигрыш — и первый, и второй…
На клочья сердце рвать, — о нет, еще, наверно,
Никто не тешился подобною игрой.
Слез утренних с небес струится водопад,
Вороны, каркая, нас разлучить спешат.
Я так молил ее: «Волос кромешной тьмою
Опять заполни мир и ночь верни назад».
О, ночь осталась бы, и в сладком примиренье
Преодолелся бы мучительный разлад…
В устах ее и блеск жемчужин драгоценных,
И нежной влажности весенний аромат.
Что ж ран не исцелил я влагой чудотворной?
Прекрасная цветет меж каменных оград,
Где вечно стерегут ее мечи и копья,
Как тайну нежную и как бесценный клад.
О, подожди еще, не убивай, помедли!
Сгорает только тот, кто пламенем объят…
Зачем же от любви ждать вечного блаженства?
В ней горечь едкая, в ней только боль утрат…
Пришла в смятении, а вдруг следят за ней?
Газель от хищных так скрывается зверей.
Подобно мускусу она благоухала,
Кристаллов камфары была она светлей.
И в сердце бурное внесла успокоенье,
И утолила зной безудержных страстей.
Я наслажденье пил так медленно глотками,
Как птица пьет росу с травы или ветвей.
Лишь отошла она — и утреннее солнце
Вдруг стало заходить, и сделалось темней…
Но встреча нежная такой была короткой,
Как встреча жениха с невестою своей.
Пусть сатиры мои порицает жестоко молва, —
Почему же твердят, что я в одах достиг мастерства?
Говорят: «Ты за них ожидаешь награды бесценной».
Неужели мои не бесспорны на это права?
Но поэмы мои? Отвечают: «Они вдохновенны».
А стихи о любви? «Это чудо и верх волшебства».
И тогда я сказал: «Лишь таким доказательствам верьте;
Здесь для правды простор, что нетленна и вечно жива.
Целомудренна речь, что исходит из чистого сердца,
Подлеца узнаёшь — крики брани заслышав едва…
Допущу ль, чтобы вдруг мусульманина, единоверца,
Мой изранил язык, чтобы стрелами стали слова?»
