Да сохранит Аллах любимую мою,
Я ей не изменю: пускай клевещет враг!
Посулами ее я счастлив и богат,
Храню, как талисман приязни каждый знак.
В мечтах ее черты могу нарисовать.
Чего еще желать, каких чудес и благ?
О полная Луна, как ярок твой восход,
Затмивший блеском весь небесный зодиак!
Благословен вовек ее пресветлый лик,
Повергнувший меня в такой кромешный мрак!
Изойдите, глаза мои, жгучею влагой соленой!
Разорвись от тоски, мое сердце, в груди воспаленной!
Говорят: где заводится лихо, там лиха в избытке.
Даже недругу не пожелал бы я этакой пытки.
Ненасытная страсть истерзала мне душу и тело,
Я на западе скрылся, у дальнего маюсь предела.
Но недуг беспощаден, и тем нестерпимей мученья,
Чем я дальше от той, что могла бы мне дать облегченье.
О, когда бы мне ветер с востока дохнул, легкокрылый,
Ветер, веющий свежестью, вестник из Кордовы милой!
Он по небу несет облаков дождевую прохладу,
Обожженному сердцу приносит покой и усладу.
О изгнанник, свой путь направляющий к землям востока,
Бедный странник, чей день быстротечен, а ночь одинока,
Я на запад иду — задержись, повстречавшись со мною,
Как мудрец мудрецу, я тебе свою тайну открою.
Послужи мне гонцом, скромный путник с душой благородной,
И когда ты достигнешь прекрасной страны плодородной,
Той цветущей равнины, где Кордова блещет красою,
Освежи утомленное сердце рассветной росою
И местам дорогим поклонись, что мечтами согреты.
О какие дворцы там, какие сады, минареты!
Там газель молодая делила со мной наслажденье,
Ради сладких свиданий вводя сторожей в заблужденье.
Тонкий стан выгибала она, истомленная страстью,
И как будто воркуя, во мраке звенели запястья.
И прохладные перлы блестели в устах приоткрытых,
И душистые розы пылали на нежных ланитах.
Эти розы срывая и влажные перлы целуя,
До утра воздавал благодатному мраку хвалу я.
Но увы, седина проступила сквозь черные прядки
Умирающей ночи — и прочь я бежал без оглядки.
О любимая! Друг твой томится в разлуке с тобою,
Он не пьет и не ест и к тебе лишь взывает с мольбою.
Неужели сказать не могла ты, забыв о гордыне:
«Ни к чему нам раздоры, браниться не будем отныне!»
Ты в грехах всевозможных меня обвиняла сурово,
Не простила, сказать не дала в оправданье ни слова.
Если только с чужбины вернусь, где душа истомилась,
Я на все соглашусь, лишь бы гнев ты сменила на милость.
Прикажи — и готов я любые признать заблужденья,
