День, врачующий недуги, — благодатное начало!
Эти молнии сближенья не обманывают сердца,
И не блекнет сад зеленый, где блаженство созревало.
Перси-персики набухли; говорят они прекрасной:
«Поспешай же!» — но перечит сумрачное покрывало.
Так одно красотку тянет, а другое не пускает;
Со стыда лицо пылает, как заря весною, ало.
Мой недуг от глаз прекрасных, только в них же исцеленье,
Жизнь моя с моею смертью, а любимой горя мало.
От змеиного укуса лишь змеиным лечат мясом,
Или было бы смертельно ускользающее жало.
Нет, мыслей моих вам не сжечь, вы можете сжечь лишь бумагу,
А мысли таятся во мне, без них я в дороге ни шагу;
Куда ни поскачет мой конь, со мной не расстанутся мысли;
Я с ними хожу по земле, и с ними в могилу я лягу.
Не нужно рассказывать мне о том, как бумагу сжигали;
Храните науку мою, ведущую к вечному благу;
Вернитесь к началу начал, которое скрыто Аллахом;
В неведомом смысл находя, мудрец проявляет отвагу.
Науку с верхов начинать пристало только невежде,
Который, весь век суетясь в бесплодной, тщетной надежде.
Не зная надежных корней, привержен мнимым вершинам,
Себя мудрецом возомнил, а сам глупее, чем прежде.
Предвижу в глубине души, как возвестят мою кончину.
«Ибн Хазм почил», — произнесут собратья, выразив кручину;
Заплачут верные друзья, враги злорадно засмеются;
Кто будет искренне грустить, кто будет лишь носить личину.
Я знаю, слезы потекут, и каждая горючим током
На человеческом лице оставит лишнюю морщину.
Аллах, помилуй ты меня, когда придется лечь в могилу,
Где предстоит найти приют вельможе и простолюдину.
Тогда пущусь я в дальний путь, оставлю радости земные;
Изведаю всем существом неотвратимую судьбину.
Когда бы только запастись мне в жизни добрыми делами,
И горе мне, когда без них я этот грешный мир покину.