Она не ответила «да» и не молвила «нет»,
Когда я просил, чтоб со мною осталась вдвоем.
Я ждал и просил, но ответа она не дала —
И горькие слезы на плащ заструились ручьем.
Полны униженья и горечи строки мои;
Но гордость безмерно великая — в сердце моем.
С тех пор как брошен я тобой, покой меня покинул,
Я плачу день и ночь, — вовек не осушу очей.
На крыльях страсти из груди к тебе стремится сердце,
Но грудь не разорвет оно, лишь бьется все сильней.
С твоим уходом для меня скатилось с неба солнце, —
Отныне не пошлет земле живительных лучей.
Ромашку вспоминаю я, твои уста увидев, —
Когда на щеки погляжу — цветы весенних дней.
Я не могу тебя забыть, лишь о тебе мечтаю,
Но ты — за крепостной стеной, — и нет ее прочней.
Я говорю себе: «Коль ты утратил все надежды —
Вернись скорей к своим делам и позабудь о ней».
Словно стеклянное, сердце разбито мое,
И для меня не найдется вовеки врача.
Взор ее слился с моею покорной душой,
Страсть моя к ней, словно пламя костра, горяча.
О погребенный в зыбучих барханах кумир!
О стебелек, о возросшая в скалах арча!
Ты — мое солнце, когда опускается ночь,
Ты — мой светильник, когда угасает свеча.
Средь песков, где не шел караван,
синеглазая в плен захватила,
Налетев на меня, словно сокол,
к добыче стремящий полет.
Желтокрылая — смирно сидит
на перчатке охотника птица,
Златокудрая девушка смелой
походкой в сандальях идет.
Не считал, сколько раз посылала
она обещанья во взорах —
Исполненью ее обещаний
едва ли настанет черед.
Надо мною смеется она —
я роняю слезу за слезою.
Я отдам свою душу за ту,
что усмешки презрительно шлет.
Не внимай, что доносчику шепчет доносчик:
Пусть друг друга они, как собаки, грызут.
Пей вино, пусть его благодатные соки
В плоть, и в кости, и в жилы навеки войдут.
Пей, покуда глазам твоим тоньше иголки
Не покажется самый огромный верблюд.
