Сказал Кухулин, обращаясь к Фанд:
Не бойся ничего. Не тронет тебя она.
Взойди на колесницу, сядь на подушку,
Залитую солнцем, под мою защиту.
Я охраню тебя против всех женщин,
Сколько б их ни было, с четырех концов Улада.
Смелое дело Эмер замыслила,
Дочь Форгала, со своими подругами.
Но она не посягнет на тебя, пока ты со мной.
И, обращаясь к Эмер, он продолжал:
Я отступаю перед тобой, о женщина,
Как отступают перед друзьями.
Не поражу я копьем жестоким
Твою дрожащую, занесенную руку.
Я не выбью из руки твоей тонкий нож.
Слаб твой гнев против нас и беспомощен,
Слишком велика сила моя,
Чтоб склониться перед волей женщины.
— Скажи мне, о Кухулин, — сказала Эмер, — что заставило тебя покрыть меня позором пред лицом всех женщин Улада, пред лицом всех женщин Ирландии, пред лицом всех людей чести? Тайно пришла я сюда, но с твердой решимостью. Ибо, при всей гордости своей, ты не можешь покинуть супругу, как бы сильно ни желал этого.
— Скажи мне, о Эмер, — отвечал Кухулин, — для чего ты хочешь помешать мне побыть немного подле этой женщины? Чиста, благородна, светла, достойна короля эта женщина, что прибыла сюда по великим, широким волнам из-за моря. Прекрасна она собой и из высокого рода, искусна в вышиваньи и всяком рукодельи, разумна, тверда в мыслях, рассудительна. Богата она конями и всяким скотом, и нет ничего под сводом небесным, чего бы она ни сделала ради своего милого друга, как бы трудно ни было ей это, если бы он того пожелал. А ты, Эмер, не сыщешь другого бойца, прекрасного, не боящегося ран, победоносного в сече, который был бы равен мне.
— Женщина, к которой ты ныне привязан, — сказала Эмер, — без сомненья, не лучше, чем я. Но, поистине, ведь все красное — красиво, новое — бело, высоко лежащее — желанно, все привычное — горько, все недостающее — превосходно, все изведанное — презренно: в этом вся человеческая мудрость. О супруг мой, некогда была я в чести у тебя, и это могло бы опять быть так, если б ты захотел!
И она впала в великую скорбь.
— Клянусь тебе, — воскликнул Кухулин, — ты мне дорога, и будешь дорога мне, пока живешь!
— Значит, ты покидаешь меня? — спросила Фанд.
— Вернее, меня покидает он, — сказала Эмер.
— Нет! — воскликнула Фанд. — Это меня он покидает. Мне уже давно угрожало это.
Она впала в скорбь и печаль. Стыдно стало ей, что она покинута и так быстро должна вернуться к себе. Страданием стала для нее великая любовь ее к Кухулину, и свою жалобу она излила в песне:
