Во имя человека | страница 31
— Может, на другой кран хочешь перевестись? — неожиданно для себя, шепотом спросил я.
Лицо ее из горестно-потерянного постепенно стало удивленно-растерянным. Однако она сказала раздельно и четко:
— Не думай, что тебе удастся избавиться от меня таким путем.
— Катя, я ведь люблю тебя.
Она не ответила.
7
На следующее утро, работая вместе со мной на кране, Санька вдруг сказала мне совсем по-взрослому:
— Странно вы, мужчины, устроены…
От удивления я даже обернулся, посмотрел на нее. И внешне Санька сейчас была другой: пухлые губы ее — без помады, ресницы и брови — не накрашены тушью, глаза внимательно и будто жалея глядели на меня.
— Чем же странно-то?
— Ты, Серега, зря думаешь: если мне девятнадцать еще через три месяца будет, так, значит, дура дурой!
— Да что ты, Санька, когда я про тебя так думал?
— Думал, думал, я не слепая! Ты, конечно, взрослый мужчина…
— Да я всего на пять лет старше тебя.
— Это, конечно, нормальное соотношение, когда девушке — девятнадцать, а парню — двадцать четыре… — Она густо покраснела, но глаз не отвела. — Но что касается тебя, Серега, то у тебя уж такой склад характера… Ну, взрослый, что ли… — Опустила наконец глаза, договорила: — Счастливой будет та, которой удастся за тебя замуж выйти! — Снова посмотрела на меня: — За тобой, Серега, проживешь жизнь, как за каменной стеной!..
Я смутился и спросил глупо:
— Что значит — удастся?..
— Не родись, знаешь, красивой, а родись счастливой. Когда растешь в детдоме без папы-мамы, то пораньше начинаешь о жизни задумываться, делать кое-какие выводы.
Она вздохнула и продолжала:
— Если трудно тебе, не говори, а только, что такое особенное есть в нашей Кате, если уж начистоту? Игнат ее любил, ты вот тоже… Ну, красивее меня она, конечно, так ведь сколько красивых по жизни вековухами мыкается?! Или, того хуже, плачут от своих кормильцев, будь им неладно! За другим кормильцем глаз да глаз нужен: и чтобы получку не пропил, и к другой не побежал, и из ребенка хулигана не вырастил на собственном примере!
На кромке берега давно уже гудел очередной самосвал, но я почему-то слушал Саньку, пока она же и не сказала мне:
— Кинь тонн сто, а потом, если надумаешь, ответишь на мой вопрос.
Я кивнул ей, продолжал работать. Когда на берегу не оказалось самосвала, повернулся к Саньке. Она все также выжидательно смотрела на меня, точно наш разговор и не прерывался.
— Не знаю, Саня.
— Зови уж меня Санькой. Хоть я и малолетка, но сердце-то и у меня есть. — В лице ее что-то опять неуловимо изменилось, она вдруг сказала: — Да будет ли когда-нибудь у тебя такая знакомая, которая не почувствует себя малолеткой рядом с тобой?