Аэропорт Палам — воздушные ворота индийской столицы — работает с равным напряжением и днем и ночью. Огромные лайнеры, пересекающие океаны и высочайшие горные хребты, и рейсовые машины индийских линий подчиняются команде диспетчеров и послушно занимают отведенные под стоянку места. Здесь все та. к же, как и в любом другом аэропорту мира. Встречи и проводы, улыбки и слезы при расставании, дела и размышления, политика и быт — смешиваются тут воедино, создавая неповторимую атмосферу, присущую всем аэропортам мира. Одни спешат на посадку в самолет, другие — поскорее сойти на землю.
Так как меня никто не встречал, я быстро направился к стоянке такси. Но тут на плечо мне легла сильная рука, и я услышал знакомый голос:
— Куда вы спешите? Так и друзей можно не заметить!
— Навтедж! — я обернулся и попал в объятия коренастого бородача в тюрбане. На нем была простая куртка, холщевые панталоны и туфли на босу ногу.
— Навтедж! Откуда? — только и сумел я вымолвить от изумления. Ведь почти год от него не было никаких вестей, даже в журнале «Притлари», который он издавал вместе с отцом Гурбахш Сингхом, его статьи почти не печатались.
— Об этом позднее. А сейчас — куда вы спешите? В гостиницу? Так поедем вместе, по дороге и поговорим.
Таксист, такой же бородатый, как Навтедж, боролся с баранкой, пытаясь уберечь свою видавшую виды машину от нежелательных столкновений, старался, даже с несколько излишней лихостью, показать нам, на какую «бешеную» скорость способен его автомобиль. При этом он напевал что-то лирическое. Под шум колес и пение шофера Навтедж рассказывал:
— Вы, наверное, читали, что в нашем городе два месяца продолжалась забастовка текстильщиков? Знаете, я принимал в ней участие и был все это время невероятно занят.
— Подождите, Навтедж, ведь забастовка кончилась месяцев пять назад.
— Действительно закончилась, но ее последствия многие чувствуют на, себе и сейчас. Ведь я только что вышел из тюрьмы. По закону о превентивном заключении я получил шесть месяцев. Все-таки мы победили, почти все наши требования удовлетворены. Ничто не помогло предпринимателям — ни штрейкбрехеры, ни подкупы. Всего бастовало около тридцати тысяч человек, а за время забастовки арестовано свыше двух тысяч человек. Меня арестовали тоже, — с гордостью добавил он и замолчал.
Таксист всю дорогу тянул свою песню, у которой не было конца, но нас это нисколько не смущало. Глаза Навтеджа весело поблескивали:
