А вот я ни капли не сомневалась, что мистер Дарем сдаваться не намерен и еще постарается взять меня измором. И пусть сама ситуация доставляет ему удовольствия, похоже, еще меньше, чем мне самой, сумма, стоящая на кону достаточно велика, чтобы викарий позабыл о гордости..
К несчастью, деньги в нашем мире все еще значат слишком много, чтобы на них можно было с легкостью махнуть рукой.
— Добрый день, мисс Мерсер, — разумеется, и не подумал игнорировать меня преподобный Дарем. Что ж, манеры у него не дурны, это приходилось признать. Или же просто здравый расчет не позволял портить отношения с залогом будущего финансового благополучия.
— Здравствуйте, преподобный. Как поживаете? — улыбнулась я настолько сладко и мило, что скулы заныли.
Искренности в этой откровенно вымученной гримасе не было ни на пенс, однако старания должны были зачесться.
— Благодарю вас, прекрасно, — самым очаровательным тоном подхватил игру в любезность викарий, но в его исполнении вежливый ответ звучал уже несколько менее убедительно: будучи мужчиной необыкновенно высоким, можно даже сказать, монументальным, Генри Дарем не производил впечатление человека, способного на пустую светскую болтовню. — А вот вы, мисс Мерсер, как поговаривают, в последнее время расхворались. Надеюсь, сейчас ваше здоровье улучшилось?
В чем нашему священнику равных не было — это в сарказме, которым в последней фразе сочилось каждое слово. Именно нездоровьем я объясняла свое нежелание появляться на публике. Подозреваю, эту ложь никто не счел хоть сколько-то убедительной: я славилась на удивление крепким здоровьем.
— Да, преподобный, мне гораздо лучше, — отозвалась я, подавляя желание сложить руки на груди в извечном защитном жесте.
Генри Дарем для меня был источником угрозы. Очень большой угрозы.
Вернувшаяся же миссис Мидуэл, заметившая, что разговор между мной и преподобным зашел в тупик, словно мне назло — а, может, и правда мне назло — завязала с викарием долгую вдумчивую беседу о делах прихода, благотворительности и том, что с церковным старостой всенепременно нужно что-то делать, но так, чтобы староста не догадался, что с ним что-то делают. Судя по тому как вытянулось лицо мистера Дарема при упоминании вздорного старика, мистер Картрайт успел и нового священника достать до самых печенок. Если уж и имелся в нашей деревне человек, которого искренне и безоглядно ненавидели, — это был именно церковный староста.
— Давно пора выбрать на эту должность кого-то другого, — заметил Генри Дарем с поразительной самонадеянностью.
