Могло ли на самом деле так быть, что Благой двор выступил на стороне неизвестного колдуна, только чтобы нарушить мои планы, нарушить планы Дарроу? Если б только знать наверняка… И что делать теперь? Действительно вступать в союз уже с Неблагим двором, которому только с руки устранить извечных противников чужими руками?
К тому же разве не может Охотник попросту обманывать меня во благо своего сюзерена? Фэйри лукавы и жестоки по отношению к людям, жизнь любого смертного не стоит для дивных и ломаного гроша.
Я пыталась понять, что и как можно говорить нечистому, чтобы не попасть впросак, ввязавшись, к примеру, в невыгодную для себя сделку с Неблагим двором. Самым забавным лично мне казалось то, что на самом деле невозможно было заключить выгодной сделки с фэйри, рано или поздно такие договоры все равно обернутся бедою.
— Никогда прежде еще мне не доводилось сталкиваться с Благим двором, — усмехнулась я многозначительно. — Кажется, они совершенно не заинтересованы во мне или моей семье. И только Де Ла Серта и тот, кто продал душу одного из братьев, волнуют фэйри Благого двора.
Убедить меня в правдивости собственных слов Охотнику не удалось бы при всем желании, я не верила в добрые намерения нечисти. В корысть — да, и эта корысть меня изрядно пугала хотя бы потому, что я не знала ее сути.
— Лишь потому, что подданным Благого двора было велено не показываться никому из вашей семьи. Дичь боятся спугнуть раньше времени, — отозвался Охотник, лукаво сощурившись. — Или ты считаешь, в наших обычаях предупреждать перед тем, как начать охоту?
О нет, вот подобных признаков чести в фэйри никогда не слышала. Правда, люди подчас были не лучше. Стрелял в моего брата уж точно не один из дивных, свои постарались, из плоти и крови.
— И зачем ко мне явился, а не к отцу, если решил предупредить? — задала я, наверное, самый каверзный вопрос, после которого лицо Охотника в зеркале начало красноречиво таять.
Вот кто настолько грубо уходит от ответа? Одни лишь дивные.
И за что только все эти беды свалились на мою несчастную голову?
За завтраком отца не было, мама сказала, что он так и не вернулся ночью. Подумалось, что матушка наша в каком-то смысле святая женщина, раз покорно сносит постоянные отлучки мужа, который, как мне порой казалось, куда больше времени отдавал государственному благу, чем своей семье.
Совета по поводу фэйри просить было не у кого, и от этого накатывало чувство беспомощности, да и расспросить о прабабке я могла только отца. Мое расстройство не укрылось ни от кого за столом, однако удалось легко отговориться плохим сном и сильной мигренью. Почти не соврала, потому как спала и правда отвратительно, а виски ломило нестерпимо. Другое дело, что у дурного самочувствия имелась весьма особенная первопричина, о которой не нужно было рассказывать матери или младшей.
