Днем в воскресенье, двадцать второго июня, передают: «Скорбь, связанная с годовщиной начала войны, разбавляется нашей общей радостью о вчерашней победе». И тут же звонок: всё понимаем, но нельзя ли срочно – в больницу?
* * *
На «скорой» оживленно. Здоровенный дядька лет тридцати, еще фельдшер, милиционер, еще человек какой-то со стертой внешностью – в пиджаке, а на кушетке – парень, крепкий такой, качок. Фамилия его – Попров, семнадцать лет. Плохо именно ему, сердце болит. Стоило ли ехать? Эрик смотрит парня, слушает, кардиограмма, то-другое, так и есть – здоровехонек. Нервничает только, дрожит он очень, оттого и помехи на кардиограмме, а так – ничего. Надо писать заключение.
– Фамилия как? Попов?
– Попров, – ревет здоровенный дядька. – Попров Алексей! – Он не знает, кто такой Попров? – Совсем, что ли, отмороженный? А-а-а, нездешний… С дуба рухнул, нездешний?
Милиционер выталкивает дядьку за дверь.
– Кто он ему? – не понимает Эрик. Для отца вроде молод. Ну так, дядя. Помощник отца вообще-то, по общим вопросам, ничей он не дядя. – И что натворил задержанный? – равнодушно спрашивает Эрик, как свой, иначе ничего не узнаешь. Да так, таджика отмудохал бейсбольной битой. Попраздновал. – Бита-то зачем? Откуда вообще тут биты? У вас что тут – бейсбольный клуб?
Ржут все, даже, кажется, Алексей.
– Один? – спрашивает Эрик фельдшера, пока Попрова поднимают, дают одеться.
– Кто с тобой еще был? – орет на Попрова милиционер.
Разве так на ходу допрашивают?
– Касаемо этого, гражданин начальник…
Ишь ты, набрался слов.
Попров оскаливает зубы. Он своих не продает. Вот так, принципы. Зубы у него крепкие, белые, еще мощнее, чем у Бори. «Врежут раз – и расколется», – думает вдруг. Ладно, он только врач, и чем отвратительнее подопечный, тем сильнее надо стараться.
– Вот таблеточки – успокоишься, – принес ему пачку, из личных запасов.
У Эрика из-за спины появляется чья-то рука, неприметный человек забирает таблетки.
– А вы ему – кто? – спрашивает Эрик его тоже.
– А я ему, – отвечает неприметный, – начальник изолятора.
По-простому – тюрьмы. О, это запомнится.
– Послушайте, уважаемый!.. – обращается к нему начальник тюрьмы, что-то он должен ему разъяснить.
– Доктор, – подсказывает Эрик, – говорите: «доктор».
– Наша система, доктор, чтоб вы не подумали, работает медленно, но…
Но – что?
В коридоре – его медсестра, откуда она тут в воскресенье? Расстроена: жалко Алешу ужасно, знала еще ребенком. – И какой он был ребенок? – прямо удивил ее Эрик своим вопросом: дети все хорошие. Жизнь себе Алеша испортил, жалко. В секцию самбо ходил, собирался стать стоматологом. – А этого, таджика, не жалко? – Да, жалко, конечно, тоже человек. Где он, кстати? – Тут он, в реанимации, на искусственном дыхании. Желаете посмотреть?
