Константинопольский Патриархат и Русская Православная Церковь в первой половине XX века | страница 64
Первоиерарх Русской Православной Церкви за границей митрополит Антоний тоже отреагировал резко негативно. В письмах графу Ю. П. Граббе от 27 февраля и 16 марта 1931 г. он с возмущением писал: «Евлогианская эпопея даже меня удивила обнаружившимся в ней непроходимым невежеством русского общества. Эти болваны совершенно не понимают, что всякое действие Вселенского Патриарха вне своего диоцеза имеет не более силы, чем действия любой кухарки, и что Святейший Фотий имел столько же права признать Евлогиевский Экзархат, как Матрена Сидорова, его кухарка. А газетные идиоты пишут: М[итрополит] Е[влогий] упрочил свое положение, утвердил его. Афонские простаки воображают и доныне, что Патриарх Фотий, сделав Евлогия экзархом своим, подчинил тем себе всю Европу, и вот они озабочены, как бы он, т. е. Евлогий, не сделал мне новых неприятностей, пользуясь полномочиями экзарха (?)»[212].
Выразил свой протест и Сербский Патриарх Варнава. 14 февраля 1932 г. он писал митрополиту Литовскому и Виленскому Елевферию (Богоявленскому): «митрополит Евлогий предпринял неожиданный, противоканонический акт с поездкою его в Царьград, чтобы предать себя и управляемую им Западноевропейскую епархию под юрисдикцию Вселенского Патриарха, и мы, к глубокой нашей скорби, были лишены возможности действия. После такого образа действия митрополита Евлогия мы, в качестве главы и представителя Сербской Церкви, должны были признать невозможным иметь с ним каноническое общение. Независимо от сего, разделяя каноническую правомерность справедливого протеста Заместителя Местоблюстителя Всероссийского Патриаршего Престола, митрополита Сергия, пред Вселенской Патриархией по поводу принятия ею под свою юрисдикцию митрополита Евлогия, мы, со своей стороны, через епископов Иринея Бачского и епископа Емилиана Тимочского, наших делегатов, сделали представление Вселенскому Патриарху по поводу канонически неправомерных деяний Вселенской Патриархии, выразившихся во вмешательстве вдела автокефальной Российской Церкви…»[213].
Неканоничный образ действия Константинопольского Патриарха побудил Заместителя Патриаршего Местоблюстителя Московского Патриархата 30 сентября 1931 г. отказаться от участия в догматической комиссии в Лондоне по вопросу воссоединения с англиканами, а затем и в очередном Просиноде (Предсоборном совещании) на Афоне. В июне 1931 г. Патриарх Фотий II пригласил через своего представителя в Москве архимандрита Василия (Димопуло) на этот Просинод двух представителей от Русской Церкви (по одному от Московского Патриархата и обновленцев): «Пусть будет послан один отдельный представитель от каждой части, чтобы пред лицом всей целокупности Православных Церквей он предложил все необходимое осведомление и путем общего усилия, содействием всех братских Церквей, было достигнуто, с Божией помощью, восстановление мира и единства Святой Русской Церкви и эта Церковь таким способом приняла бы участие в общем Просиноде»