Оказавшись в Мюльгаузене, Мюнцер и здесь намеревался ввести немецкое богослужение по альтштедтскому образцу. 15 августа он затребовал из Альтштедта необходимые служебные книги.
Пфейфер также продолжал оставаться в Мюльгаузене и, опираясь на своих многочисленных друзей и последователей, успешно выступал как общепризнанный вождь местной политической и религиозной бюргерской оппозиции. Мюнцер же сделался вождем плебса, любимым вождем пролетариев и обедневших крестьян. Это хорошо понимали княжеские чиновники и шпионы, внимательно следившие за внутренними событиями в Мюльгаузене. Один из них, амтман Лангезальца Зиттих фон Берлепш, доносил герцогу саксонскому Георгу: «Безумный поп из Альтштедта научает мюльгаузенцев, что они не должны повиноваться властям, не платить никому процентов и налогов, и их долг — преследовать и истреблять духовенство».
Хроники сообщают, что к 20 сентября «были общиною во всех церквах и монастырях алтари разгромлены, столы и покровы убраны и реликвии, буде где были найдены, вынуты и позорному обращению подвергнуты. Потом население стало отказываться вносить подати и ренты как своим собственным священникам, так и соборной церкви и духовенству в Гейлигенштадте и в Анненродских монастырях».
Результаты деятельности Мюнцера и Пфейфера не замедлили сказаться. Католическое духовенство и монахи были почти совсем изгнаны из города, права и привилегии церкви были повсюду нарушены.
Но все же в течение почти целого месяца после прихода Мюнцера город жил сравнительно спокойно, — предсказанных Лютером восстаний и кровопролитий не было. Давно накоплявшееся недовольство вырвалось наружу внезапно, казалось, по совершенно ничтожному поводу, и сразу приняло острые формы.
В обязательствах, принятых Городским советом под давлением народных масс, значился пункт, гарантировавший личную неприкосновенность, которой гордилась оппозиционная партия. 19 сентября в доме одного бюргера праздновалась свадьба. Много лакомых блюд было с’едено за свадебным столом, много выпито вина и пива. Подвыпившие гости затеяли спор на животрепещущие темы. Спор перешел в ссору. Псаломщик Каспар нанес оскорбление бургомистру Родеману. Мстительный Родеман тут же приказал страже схватить обидчика и посадить его для вразумления «в большой подвал».
Молва об аресте на пиру быстро распространилась. Правящая верхушка евангелической общины — «восьмерка», как ее все называли, — решила использовать инцидент в своих политических целях. Сторонники «восьмерки» направились к месту заключения, освободили Каспара и с торжеством повели его обратно на свадьбу. Родемана, нарушителя городских законов, принудили отправиться вместе с ними в ратушу. По дороге быстро собралась толпа, слышались угрозы по адресу ненавистного магистрата. И если бы один из членов «восьмерки», Михаил Кох, не увещевал толпу, то несчастный Родеман поплатился бы жизнью за свой поступок.
