На другой день, получив поддержку друзей и единомышленников, он твердо заявил тому же синклиту: «Я не могу подчиниться в моих верованиях ни папе, ни собору, потому что ясно, как день, что они часто впадали в заблуждение. Итак, если меня не убедят ссылками на священное писание, то я не могу и не желаю отрекаться ни от чего, потому что христианину не следует говорить против своей совести. Да поможет мне господь, аминь».
В особом манифесте император об’явил Лютера еретиком и тем самым вне закона.
Охранная грамота Лютера имела силу еще на двадцать один день, после чего ему угрожали преследования, тюрьма и, может быть, смерть. Карл V не рискнул, подобно императору Сигизмунду в деле Яна Гуса, нарушить собственную грамоту, и Лютер уехал из Вормса свободно. На обратном пути он был схвачен замаскированными людьми и тайно отвезен в Вартбург. Замаскированных людей подослал покровитель Лютера Фридрих Саксонский, который продолжал оставаться при своем мнении: «монах может пригодиться».
В вартсбургском замке курфюрста Лютер скрывался около года. По всей Германской империи был распространен суровый эдикт императора против Лютера и его учения.
И вот в это время, когда известность Лютера неудержимо возрастала, когда сам император вынужден был ополчиться против него всей силой своего авторитета и влияния и когда казалось, что доктор Мартин является подлинным национальным героем, началось охлаждение Мюнцера к реформатору, перешедшее вскоре в открытую вражду.
Мюнцер называет Лютера человеком «изнеженным, любящим тешить свою плоть на пуховиках», и упрекает его в том, что для него вера — все, а дела — ничто. Мюнцер был убежден, что такая «мертвая» проповедь веры вреднее для евангелия, чем учение, папистов. Под делом он понимал проведение в жизни учения евангелия, а не то, о чем учили церковники.
И в то время как в широких кругах бюргерском реформации выступление Лютера в Вормсе рисовалось актом высокого героизма, Мюнцер ясно понимал, что реформатор хитро использовал непримиримые противоречия в лагере правящих классов, что цена его героизма была невысока. Позднее он писал Лютеру с едкой насмешкой: «Твоя невообразимо глупая похвальба своим геройским поведением в Вормсе просто уморительна; благодари немецкое дворянство, которое ты помазал медом по губам, так как оно мечтало, что проповедью своею ты доставишь ему богемские подарки[5], монастыри и их имения, которые теперь ты обещаешь князьям. Если бы в Вормсе ты стал колебаться, то дворяне скорей закололи бы тебя, чем выпустили бы невредимым; это знает всякий».
