- Вздор, - вслух сказал Генрих, - за экранным образом яблока стоит реальное яблоко, оно и породило изображение. А что стоит за силуэтами на виргинских экранах?
Рой вел капсулу в центр шара, Генрих следил, как сигарообразный аппарат скользит в неизвестном веществе, словно торпеда в воде, и снова видел то, чего на экране не было - меняющие свою форму неторопливо-подвижные силуэты. Он закрыл глаза, так было лучше видеть. Погибшему юноше Курту Санникову вообразилось, что внутри шара открытые ворота в неведомые подспудные миры, поглощающие нашу энергию. Нет, что за нелепая картина: вампир, присосавшийся к человечеству, неистово жадный рот, возникший вдруг в космической пустоте! Куда приятней вера звездопроходцев, что они, ухватив за собой иноземный корабль, ведут за собой на силовом аркане плененных незнакомцев. Нехорошие для межзвездного контакта словечки - ухватили, ведут на аркане, плененные незнакомцы. Слова нехорошие, а точные: если и существуют эти незнакомцы из иных миров, то в контакт пока не вступают, их принуждают к контакту - и безрезультатно. Не хотят или не могут? Сколько дней он ломает голову над этой тайной! Может, прав Санников: никаких незнакомцев нет, нашли неизвестное до того, удивительнейшее астрофизическое явление - и все тут! Нет не все, не все! Почему тогда погибли Санников и Людмила? Никуда они не провалились, остались в нашем космосе, но остались иными, чем были, - мертвыми, непонятно преображенными. Ошибался Курт Санников, милый юный космолог, так нелепо, так непредвиденно погибший. Истинно другое - та странная мысль, что впервые возникла у него, Генриха, когда он рассматривал два мертвых тела.
Генрих откинулся в кресле, что-то бормотал вслух. Размышление не шло. Мысль расплывалась, превращалась в грезу, в красочный полубред. Он уже не покоился в удобном кресле, не смотрел на экран, где в центре шара замерла капсула, - он был одним из тех силуэтов, мимо которых проскользил, не обнаруживая их, зондирующий снаряд: он был мыслящим существом, диковинным существом, он корчился от боли жить не в своем мире. На все стороны простиралась бесконечная вселенная, миллиарды световых лет черной пустоты с зернышками взвешенных в ней светил - и пустота была чужой, и скопления звезд чужими. Это был не его мир, его вырвали в него взрывом - произошла катастрофа, он оказался в горниле чудовищного разрыва пространства и времени. И теперь он чужестранец в незнакомой стране, слепой в мире красок, безногий на шляху, безрукий в воде. И он не тонул, он даже потонуть не мог, это был не его мир - в нем не было простора для жизни, не было возможности смерти, и жизнь и смерть были привилегиями существ этого мира, он не принадлежал к ним. Он мчался в чужой вселенной, не соприкасаясь с ней, был ей потупределен - навечно, всецелостно отстранен от ее предметов и существ: одиночество, равное бесконечности. Печаль томила его - безнадежная, непостижимо величавая, самое сверхчеловеческое из человеческих чувств.
