Он опять оказался на распутье. Вернуться в прежнюю неизвестность и одиночество? Но Лион успел привить ему совсем другие вкусы. Раньше, в «Саду мадам баронессы де Варан», он воспевал уединение и забвение. Теперь; в своем «Послании г-ну Борду», Руссо предстает перед нами колеблющимся, двойственным. Разве его идеал возврата к первобытному равенству не был наивной химерой? В конце концов, город, «этот полный соблазнов приют детей Плутоса[17]», имеет и свои преимущества. А разве бедность часто не скрывает за собой «склонности к пороку и преступлениям»? Да и как стремиться к счастью и следовать добродетели, если приходится протягивать руку за куском хлеба? «Нет мудрости там, где царит нищета». Воспевая «невинный промысел», дающий «наслаждения жизни», Руссо ловит себя на мысли о том, что роскошь, искусства и торговля содержат в себе немало хорошего.
Еще откровеннее звучит его «Послание г-ну Паризо». Как истинный женевец Руссо ненавидел роскошь и неравенство, но жизнь в Лионе сделала его менее категоричным. Теперь он полагал, что «ничто не должно быть чрезмерным — и даже сама добродетель»; более того — «и если б равенства гораздо больше было — не принесло бы оно обществу добра». Устав от «жестких принципов» и «безумных речей» сурового республиканца, Жан-Жак не знает, какой позиции придерживаться в главном вопросе своего века. Он еще не готов защищать ту идею, к которой придет позднее. Какой смысл сражаться с ветряными мельницами — вместо того чтобы делать так, как делают все? «Особость» личности Руссо, которая должна будет стать его силой, пока для него лишь помеха.
Жан-Жак метался туда-сюда, как мышь в лабиринте. В январе 1742 года он опять вернулся в Шарметт, заболел там, и Матушка, как всегда преданная, выхаживала его. Весной он выздоровел и стал помогать ей приводить в порядок ее счета, всё более путаные. Бедная женщина не хотела замечать пропасть, разверзавшуюся у нее под ногами.
Оплакивать прошлое — напрасный труд. Надо думать о будущем. У него возникла идея о новом способе нотной записи, который может облегчить обучение музыке. Этим можно сделать себе карьеру, но только в Париже, потому что только там смелым улыбается фортуна. В тридцать лет это для него последний шанс.
Жан-Жак продал свои книги, большой глобус Коперника, телескоп и другие «безделушки». Напрасно он уверял себя, что думает только о том, как однажды вернется, чтобы положить свои «трофеи» к ногам Матушки. Вероятнее всего, он понимал, что больше не вернется, потому что обычно мы не возвращаемся туда, где уже ничего не можем найти.
