Матушке нравилось жить на природе, и с приходом зимы она с сожалением сменила Шарметт на Шамбери. Весной они поторопились вернуться в Шарметт. Жан-Жак вставал на заре и благодарил Господа за благодатные Его творения. Затем он подходил к постели Матушки поцеловать ее, еще полусонную; потом они вместе завтракали, выпивали по чашке кофе с молоком и беседовали у открытого в сад окна. После чего наступало время занятий.
Интеллектуал-самоучка открыл для себя в «Беседах о науках» отца Лами методу самообразования, которая заключалась в сочетании умственных упражнений с нравственным самосовершенствованием. С пером в руке он засел за философов: «Логика» Порт-Рояля, «Очерк о человеческом разумении» Локка, Декарт, Мальбранш, Лейбниц пополняли его «склад идей». Затем шли геометрия, алгебра и наконец латынь — ее Жан-Жак никогда не будет знать в совершенстве, хотя сумеет перевести, и очень хорошо, Сенеку и Тацита. «До двадцати пяти лет ничему не научиться и потом захотеть всё узнать — это означало взять на себя обязательство употреблять всё свое время с пользой». В полдень полагался небольшой перерыв: прогулка по саду, еда, легкая беседа, наблюдение за ульями, фруктовым садом. Затем возвращение к работе; к предметам менее сложным: истории, географии, хронологии, астрономии. Шалопай, который еще не так давно дурачился с Баклем или Вентуром, превратился в серьезного молодого человека, В 1736 году он писал: «Я составил себе план занятий для развития души и ума — и следую этому плану неукоснительно».
Теперь Жан-Жак учился сам, без принуждения, и потому учился хорошо. Он взялся также «поухаживать» за лирической музой: написал забавную безделушку — «Куплеты г-же баронессе де Варан».
Однажды произошел неприятный случай. Жан-Жак пробовал сделать симпатические чернила[14], реторта взорвалась прямо ему в лицо — и он недели на две лишился зрения. Решив, что настал его последний час, он продиктовал завещание, предусматривавшее вклады в различные монастыри, которые должны были помолиться об упокоении его души; долю, положенную отцу «по закону», несколько сотен ливров в счет долга книготорговцам и две тысячи ливров мадам де Варан — «за содержание и поддержку в течение десяти лет». Теперь он мог, как настоящий богач, распоряжаться-своим наследством. Дело в том, что 28 июня 1737 года, как раз на следующий день после этого несчастного случая, он по женевскому закону стал наследником и претендентом на долю в материнском наследстве — из суммы, полученной от продажи в 1717 году ее родного дома. 12 июля Руссо предъявил свои права и 31-го числа получил на руки 6500 флоринов; такая же сумма предназначалась его пропавшему брату Франсуа, смерть которого не была официально установлена.
