Все Пэнкхерст начинали свою политическую деятельность в рамках левого крыла британской политики, и Сильвия Пэнкхерст описывала дом своего детства как «центр для собраний социалистов, фабианцев, анархистов, суфражисток, свободомыслящих (freethinkers), радикалов и гуманистов разного толка» (Pankhurst, 1977, р. 90). Наблюдения представительниц семьи Пэнкхерст за положением женщин-работниц, а также шовинизм и эгоизм многих мужчин в политических группах привели их к тому, что они стали считать угнетение женщин ключевой проблемой общества. Кристабель сформулировала концепцию, в которой угнетение женщины рассматривалось как основа всего общества. Подобно современным радикальным феминисткам, она полагала, что «подчинение женщин как группы мужчинам как группе было фундаментальным определяющим фактором всех других аспектов общественной жизни» (Sarah, 1983, р. 270). Так же как и они, она считала это подчинение всеобъемлющим, включающим не только политическую власть, но и идеологический, и экономический, и сексуальный контроль. Это означало, что борьба за право голоса была частью борьбы против всех форм мужского контроля, а избранные ею методы могут рассматриваться скорее как освободительные сами по себе, а не с точки зрения возможного успеха. Сторонницы равноправия (suffragists) соблюдали правила игры, следуя усвоенным понятиям о респектабельной женственности и поведении леди. Когда же суфражистки (suffragettes) начали устраивать марши, демонстрации, беспорядки, стали атаковать палаты парламента, когда их стали судить и заключать в тюрьмы, они действительно бросали вызов устоявшимся представлениям о гендерных ролях. По словам Маркуса, они «предприняли один из наиболее важных шагов в женской истории», который «расколол патриархатную культурную гегемонию, прервав исключительно маскулинистские рассуждения» (Marcus, 1987, р. 9). Отвага суфражисток перед лицом опасностей голодовок и насильственного кормления (которое испытали на себе более тысячи женщин (См.: Marcus, 1987, и Morrell, 1980) означала, что, конечно, их не следует считать хрупкими и робкими созданиями, нуждающимися в мужской защите. Более того, выбранная их противниками тактика, в частности сексуальное насилие, иногда используемое полицией, на практике выявила суть этой «защиты» (См. Rosen, 1974, рр. 158-160). Вызов общепринятым взглядам был дополнен кратким, но примечательным периодом воинственной активности в годы перед Первой мировой войной, когда был выражен открытый протест против собственности (но не жизни). Поджоги и разбивание окон вряд ли могли считаться традиционной деятельностью «дам», так что «образ женщины как пассивного, зависимого создания суфражистки разнесли вдребезги так же эффективно, как и зеркальные окна на Риджент стрит» (Rover, 1967, р. 20). Хотя подобная воинственная тактика не была слишком популярна в других странах, она привлекла широкое внимание публики, и предпринимались попытки превзойти такие методы суфражисток в Германии, Венгрии и Франции. В Америке основная организация сторонниц женских прав выше всего ставила респектабельность, но даже здесь большие публичные демонстрации и марши стали широко принятой формой политического протеста. Небольшая Женская партия (Women's Party) приняла линию намеренного противостояния, приводящего к арестам и голодовкам, хотя и не в таком масштабе, как в Британии (См.: Evans, 1977, рр. 192-197). И опять, как считала Кристабель Пэнкхерст, понимание того, что женщины могут действовать подобным образом, было столь важно не только из-за непосредственного эффекта для кампании за избирательные права, но и из-за воздействия таких акций на господствующую идеологию.
