Многие феминистские требования были успешно воплощены и в правовой сфере. К концу века женщины Британии и Америки добились значительной юридической самостоятельности: замужняя женщина могла владеть собственностью и оставлять себе заработанные деньги; у нее появились новые права относительно опеки и обеспечения своих детей; в какой-то мере она была защищена против физического насилия со стороны мужа. Законы о разводе все еще свято сохраняли двойной моральный стандарт (так, обычная измена была основанием для того, чтобы развестись с женой, но не с мужем), но у женщины теперь было юридическое право уйти от мужа. И хотя муж все еще имел по отношению к жене сексуальное право, в том смысле, что изнасилование в браке не считалось преступлением, он утратил юридические механизмы для навязывания этого права. Сексуальному главенству мужчин над женщинами был брошен вызов отменой «Акта о заразных заболеваниях» (см. гл.2) и повышением возраста совершеннолетия для девушек (до 16 лет в Англии и до 18 лет в некоторых американских штатах). Следовательно, хотя к 1900 г., женщины, несомненно, не были полностью равноправны с мужчинами, самые вопиющие юридические нарушения их личностных прав в общем были устранены. Как и в сфере образования, в принципе было признано, что к женщинам можно относиться как к рациональным и самостоятельным личностям, хотя и как к личностям, которые иногда нуждаются в мужской защите.
Эти официальные изменения сопровождались переменами в общественном поведении и ожиданиях, особенно со стороны женщин среднего класса, и «новая женщина» 90‑х гг. XIX в. изображалась в прессе и романах того времени как свободомыслящая, экономически независимая образованная личность. Часто ее представляли и жалким созданием, теряющим присущую ей женственность в смешных попытках копировать достижения мужчин. Но те, кто стремился найти для себя в обществе чего-то большего, нежели мужа, кто верил в себя, как Мэри Эстелл двумя веками раньше, были «способны на большее, чем унизительное завоевание каких-то жалких сердец» (см. гл.1), видели в этом образе героиню. Вместе с зарождением образа «новой женщины» возник широко обсуждаемый «бунт дочерей»: все больше молодых женщин отказывались подчиняться косным социальным ограничениям, налагаемым обычаями и родителями. Этот протест символически проявился в «велосипедном помешательстве» 90‑х гг. XIX в., давшем беспрецедентную свободу молодым женщинам. Однако новые веяния не сопровождались сколько-нибудь заметным движением к сексуальной дозволенности, «свободная любовь» и контроль над рождаемостью рассматривались скорее как источники сексуальной эксплуатации, а не раскрепощения женщин. Тем не менее сексуальные темы обсуждались теперь с большей открытостью, и, хотя многие молодые женщины все еще не знали об этих «фактах жизни», неведение уже не было тотальным, как прежде. Выступления Жозефины Батлер против «Акта о заразных заболеваниях» и пьеса Ибсена «Привидения» (1881), в которой говорилось о последствиях врожденного сифилиса, свидетельствовали о постепенном переходе к обществу, в котором «приличным» женщинам дозволялось знать о том, что проституция, венерические болезни, да и секс существуют как таковые (Kent, 1990).
