— Заходи, заходи! Хочешь стакан вина?
Рафик переоделся, и теперь, в белой апашке, показался мне совсем молодым, — худощавый, загорелый, веселый мальчишка.
— Садись, пожалуйста. Ты не обедал? Тогда можно что-нибудь приготовить. У меня есть примус.
— Что ты! Я обедал. Есть такая вегетарианская столовая. Кормят вкусно и недорого. Морковка, капуста, репа и вообще… диета.
— Хм… Иногда не мешает и хороший кусок мяса. Вот с таким вином. — Рафик налил в стаканы темно-багровое, тягучее, как патока, вино. — Это «Кровь земли». Делается из совсем черного винограда.
Мы подняли стаканы.
— Давай выпьем за молодых бойцов революции во всем мире, — предложил Хитаров.
Вот это был настоящий тост! Мы чокнулись, и я хлебнул добрый глоток душистого, терпкого и чуть горьковатого вина.
— Ешь, пожалуйста, чурчхелу. Она вкусная.
С Хитаровым — совсем просто. Вот уж «вождизма» в нем ни капельки. Еще глоток вина. Чурчхела действительно очень вкусная. Зубы вязнут в ней, как в рахат-лукуме, но потом добираешься до ореховой начинки.
— Вот, побывал в Тифлисе и не могу нарадоваться на отца, — говорил Хитаров, потягивая вино. — Скоро шестьдесят два, а крепок, как чинара. Вместе со всей страной он как бы переживает новую молодость. Ведь вот что делает советская власть!
— А кто твой отец, Рафик?
— Хороший человек, хоть и не пролетарского происхождения. Бывший коммерсант.
— Неужели буржуй? — Я подумал, что Хитаров шутит и рассмеялся. — Твой отец — и вдруг буржуй. Скажешь тоже…
— Но я сказал правду. До революции он был известным тифлисским богачом. Почти неграмотный пастушонок, но человек неукротимой энергии, он выбился «в люди». А при меньшевиках у него в доме проводились конспиративные комсомольские собрания. И отец отлично знал, что это за вечеринки с танцами и мелодекламацией.
— Это всё ты устраивал?
— Не я, а мы. Тифлисская подпольная организация.
Вот ведь как повезло Хитарову! Находился на подпольной работе, в Тифлисе боролся с меньшевиками и, наверное, не раз рисковал жизнью. А что я делал в те годы? Играл с детдомовскими ребятами в индейцев и красных разведчиков. Правда, потом организовал из бывших делаваров ячейку ДКП — Детской коммунистической партии, а сам вступил в комсомол. Но разве это было сопряжено с какой-либо опасностью? А ведь мы с ним, наверное, одного возраста…
Я спросил:
— Тебе сколько лет, Рафик?
— Скоро двадцать семь.
Никогда бы не подумал. Значит, старше меня почти на восемь лет. Тогда — ладно. Тогда и я, может, успею сделать что-нибудь важное. Ведь и советской власти исполнилось только десять лет.
