Но моя рука с пропуском застыла в воздухе. Вошли двое, на диво крупных и широкоплечих.
Один из них, с удивительно знакомым лицом — широкий выпуклый лоб-купол, крутые надбровные дуги, внимательные глаза и тяжелый, почти квадратный подбородок, — был в темном костюме и в странной формы мягкой темно-синей фуражке, сбитой назад и чуть вправо.
Другой, пожалуй еще более могучий в плечах, с волнистыми, совсем золотыми волосами, показался мне чуть располневшим Зигфридом из кинокартины «Нибелунги». Только одет он был не в броню и шкуру, а в форму, напоминающую юнгштурмовку, но только светло-серую, затянутую широким желтым ремнем.
— Здравствуйте, товарищ Тельман, — приветствовал первого вахтер.
— Гутен морген, — улыбнувшись глазами, низким глуховатым и чуть горловым голосом ответил Тельман и показал какую-то красную книжечку.
У второго был пропуск точно такой же, что и у меня.
Рука моя повисла в воздухе… Сейчас самым главным для меня стало смотреть на человека в синем помятом картузе. Запомнить, запомнить навсегда это сильное лицо, этот могучий голос, воодушевлявший гамбургских повстанцев…
— Ваш пропуск!
— Это… это Эрнст Тельман? — шепотом спросил я.
— Ну да, товарищ Тельман… Вам на четвертый этаж.
— А другой? В военной форме… Вы знаете, кто он?
— Тоже известное лицо. Вилли Леов — руководитель «Рот Фронта». Можете подняться на лифте.
Нет, я не мог подняться на лифте. В кабинку зашли Тельман и Леов. Я стоял в двух шагах и смотрел на них не отрываясь. Леов с силою захлопнул за собой дверь, но она тут же открылась. Тельман выглянул и сказал мне:
— Битте, югенд!
И опять я как бы со стороны увидел бывшего пионерработника Митьку Муромцева поднимающимся в лифте вместе с Тельманом и «запросто» беседующим с ним по-немецки.
— Вельхе этаже? — спросил Тельман.
Мобилизовав все свои познания в немецком языке, Муромцев пролепетал:
— Фиртен.
Толстый указательный палец Тельмана надавил кнопку, лифт вздрогнул и неторопливо пополз вверх. Беседа продолжалась. Тельман сказал какую-то довольно длинную фразу по-немецки, Муромцев ни слова не понял, но, показав на свой кимовский значок, уверенно заявил:
— Найн. Их бин комсомолец из Ростова-на-Дону.
Тельман изумленно посмотрел на Муромцева, но тут же одобрительно кивнул головой и сам перешел на русский:
— О! Ростоф… Ошень карашо.
Тогда Муромцев понял, что сморозил какую-то несусветную глупость, покраснел и дал себе слово как следует налечь на немецкий язык. А Тельман улыбнулся и похлопал его по плечу.
