В библиотеку влетел Терентьев:
— Борис?! Ты что делаешь?.. Где происшествие?
— Сейчас получишь. Добуду!.. Угрозыск без происшествий — это уже происшествие!
И тут как тут — Чапай:
— Ну, орел, давай к Князеву!
По доброму голосу Чапая понял: с очерком все в порядке.
— Привет, Владимир Иванович, с фронта классовой борьбы! — бодро сказал я, входя в кабинет Князева.
— Здравствуй. Садись. Папиросу хочешь… Да, ты ведь не куришь!
Он щелкнул зажигалкой-пистолетом. Облачко папиросного дыма поплыло к потолку.
— Эксцессы были?
— Были. Анонимку подбросили, судьям грозили… В набат ударили… Запустили камень в окошко служебной избы…
— Да-а, не к теще на блины ездил. В другой раз, смотри, на «свиданье» с кулаками без оружия — и не думай. — Князев поднял на меня смешливые, с монгольским разрезом, глаза. — Прочитал твой очерк. Не получилось.
У меня язык отнялся.
— То ли очерк, то ли передовица — пойми-разбери!.. А местами — памфлет. — Князев почесал щеку кончиком карандаша. — А заголовок? Что это такое?.. «Дворянское гнездо»! Лучше бы не у Тургенева позаимствовал, а у Достоевского: «Преступление и наказание!» — Усмехнулся. — Так не пойдет.
Владимир Иванович, упираясь ладонями в стол, поднялся. Князеву лет за сорок. Длинные, до плеч, волосы. Под пиджаком — белая шелковая косоворотка. Он пошел к дверям, кренясь набок. Рукой держался за колено правой полусогнутой ноги, а левую, сильно укороченную, подтягивал в такт шагу. С детства, говорит, стал инвалидом.
— Завтра утром… чтоб у меня на столе, молодой человек! Слышишь?.. Ты что, онемел?.. Не расстраивайся. Я по десять раз переделываю свои фельетоны. На ошибках учатся. А вам учиться, учиться надобно, молодой человек, да-с!
Я двигался по коридору будто в угаре. «Вот и происшествие, да еще какое!.. И это после того, что наказывал Варейкис, говорил Швер!.. Провал, жуткий провал!»
— Ты куда? — окликнул Князев.
— В Уголовный розыск.
— Что-о? — Он рассмеялся. — Полный назад!.. В конференц-зал, на встречу с Варейкисом.
II
В конференц-зале собрались сотрудники всех рангов. Расселись за столом заседаний и на стульях вдоль стен. А Терентьев успел захватить кресло под часами: здесь он на виду!
— Что ты такой квелый? — спросил меня Котов (сидевший рядом).
— Да ничего…
— Тебе уже объявили?
— О чем?
— Еще не знаешь?.. Молчу, молчу!
Вошел Варейкис. За ним — Швер.
Мы все встали.
— Приветствую вас, товарищи! — Варейкис поднял руку, помахал нам. — Садитесь, садитесь, пожалуйста!
