Иуда натужно поднялся. Его удлиненное лицо, заросшее черной, с проседью, бородой, застыло, будто высеченное из камня.
— Смерти не страшусь… Никого и ничего не страшусь, окромя бога. Ему и поведаю…
— Семен Найденов! Вы подтверждаете признание Иосафа и Сергея Зайцевых?
Семен выпрямился. Процедил сквозь зубы:
— Подтверждаю…
Потом сделал рукой неопределенный жест и в бессильной ярости крикнул:
— Убил!.. Убил!.. Велел убить!
По комнате прокатилась волна негодования. Всех сидящих словно качнуло из стороны в сторону.
Найденов повалился на скамью, будто подрезанный полоснувшим его народным гневом.
Председатель задал последний вопрос:
— От кого вы, Иосаф Зайцев, узнали, где именно, на каком краю саней сидела Горожанкина? Ведь в темноте легко могли попасть и в Синдееву, и в кучера. Не так ли?
Зайцев двумя крючковатыми пальцами оттянул ворот грязной холщовой рубахи:
— Я стрелял не в Горожанкину, а в Советскую власть.
VI
Ночь… Судьи — в совещательной комнате. А я — в служебной избе, под охраной милиционера, один.
Потрескивал фитиль в жестяной лампе. Поблескивало запорошенное снегом окошко. Горячая печь накаляла воздух. Я улегся на мешок, туго набитый соломой. Прислушался к шуршанию ветра.
Здесь они, рассуждал я, убили Горожанкину. В Орловском округе повесили председателя колхоза, потравили скот. На Тамбовщине подожгли колхозные амбары с зерном, воткнули нож в спину селькора… А правые ратуют о «врастании кулака в социализм»! «Врастать» его — все равно что заложить мину под нашу свободу.
Долго ворочался с боку на бок. В полумраке меня обступили лица подсудимых. Лицо Семена Найденова с рысьими глазами; мясистое, с полуоткрытым от страха ртом, лицо Сергея Зайцева; вытянутое, как на старой иконе, лицо Иуды Найденова…
Я встал, заходил взад и вперед по избе. Тоненько попискивали старые половицы… Увидел на столе «Коммуну». При хилом свете лампы мелкий шрифт было трудно читать. Подкрутил фитиль. В глаза бросилось: «И. Сталин». Подвинулся ближе к лампе.
Сталин критиковал центральную военную газету «Красная звезда» за ошибки в передовой «Ликвидация кулачества как класс». Разъяснял, что политика ограничения капиталистических элементов и политика вытеснения их не есть две разные политики. Нельзя вытеснить кулачество как класс методами налогового и всякого иного ограничения, оставляя в руках этого класса орудия производства. Надо, писал он, сломить в открытом бою сопротивление этого класса и лишить его производства источников существования. Без этого, утверждал Сталин, немыслима никакая серьезная, а тем более сплошная коллективизация…
