Погас фонарь, уже не доносились трамвайные звонки, а мы все говорили и говорили о поэзии, как о сугубо интимном двигателе научного прогресса, о счастье ученого, умеющего видеть красоту и в лабораторных исследованиях, и в строгости математических формул.
Добирался я домой пешком. Застал взволнованной Веру:
— Где ты был? Я звонила в редакцию, никто ничего не знает о тебе!
— Прости, так получилось.
И я рассказал об ударе, свалившемся на голову Чижевского.
— Звони сейчас же Шверу! — всполошилась Вера. — Господи, уже второй час!.. Все равно, звони!..
Швер не отзывался.
Не поднимал трубку и Князев.
На месте оказался Чапай.
Горячась, я сообщил ему о беде Чижевского.
— Пойми, он на грани отчаяния!
— А ты на грани паники. Спокойней. Швер сейчас в типографии.
— Какой там телефон?
— Не тема для телефона. Приходи сейчас в редакцию.
Ночной, безлюдный проспект. Город слеп, глух и нем. А мне хотелось кричать так, чтоб все слышали: «Защитите Чижевского! Защитите истину!»
Примчался в редакцию.
Чапай недоумевал:
— И Швер, по-моему, ничего не знает!.. Как же так?.. Почему издатели скрыли бумажку Наркомзема? Идем! Швер у себя.
Нас остановил появившийся на пороге кабинетика заведующего редакцией Бенедикт Копелиович, почти всегда сидящий в «Коммуне» до поздней ночи.
(Признаюсь, читатель, я немного придержал знакомство с этим персонажем. Бема ведет отдел внешней информации, ему всегда очень некогда, он через ТАСС связан… со всем миром. А ТАСС передает новости целый день и всю ночь. Бема, таким образом, пригвожден к стулу. Иногда он поднимается и пружинистой походкой, подбрасывая на ходу полноватую фигуру, направляется в радиорубку. Настроение у него, как ртуть в термометре: то упадет, испорченное, к примеру, телеграммами о бесчинствах немецких фашистов, то подскочит от сообщений о растущем революционном движении за рубежом. И тогда его полные, как наливные яблоки, щеки делаются совсем пунцовыми. Глаза искрятся. Случается, что мы невзначай соберемся в комнате у Бемы, словно на курсы повышения квалификации в вопросах внешней политики… Повторяю, ему крайне некогда, да и по ходу повествования Беме, собственно, пока нечего было делать. Но в этой главе он понадобился, чтобы дальше двигать сюжет. Он пришел и…)
Протянул Чапаю только что принятую информацию: «Мировая наука о советском ученом».
— Чижевский-то гремит за границей! — довольным тоном произнес Бема. — Слушайте!
Он четко, с чувством, с расстановкой, начал читать:
