Имрих возвращался домой по шоссе вместе с шурином. Вдали затих стук колес последней телеги, и тишину нарушал только легкий шорох листьев кукурузы, что еще стояла в поле по левую сторону от дороги.
Собираясь на сходку, Имрих оделся легко, не предполагая, что за несколько часов так похолодает. Ветер продувал его одежку насквозь, и он мрачно подумал, что ему не хватало еще простыть.
На повороте шоссе Штефан Бокрош остановился, достал из кармана сигареты, предложил Имриху, затем они двинулись дальше.
— Теперь начнется заваруха, держи ухо востро. И так они чего-то долго собирались. С чехами нечего цацкаться, а проволочники[4], эти бесомыги вонючие, сами уберутся, — сказал Бокрош.
Имрих не ответил.
— Я уже приглядел себе хозяйство. Возле вас, в колонии, — продолжал шурин.
— Которое?
— Швеглы.
— Ты в себе? Это ведь добрых тридцать гектаров пашни, да еще и луга в придачу. Навряд ли у тебя с этим что выйдет, — усомнился Имрих.
— Посмотрим, — коротко бросил Бокрош.
— Мало ли чего болтают, а ты что — вправду веришь, будто мы получим и землю, и дома…
— А сам ты только что как будто не слыхал об этом? — сердито выкрикнул Бокрош.
— Слыхать-то слыхал, да мало ли чего…
— Ты вот не сиди сложа руки, — недовольно пробурчал Бокрош. — Если хочешь чего заиметь — заслужи, — поучительно добавил он. — Подбери себе какую усадьбу и гляди не прозевай.
— Подобрать-то проще простого, — ответил Имрих. — Да что проку?
— Я стану вести хозяйство с размахом. Займусь кукурузой, буду свиней откармливать, увидишь, как подымусь. Дело это беспроигрышное, мясо и жир всегда найдут сбыт.
— Швеглово хозяйство — великоватый кусок для тебя, смотри не поперхнись, — покачал головой Имрих.
— Да ты пораскинь умом, — разозлился Бокрош. — У меня заслуги, к тому же семеро детей, я имею на него право!
— Другие тоже стараются, выслуживаются.
— Само ничего в рот не свалится, хорошенько запомни. А пан Элемир мне уже обещался, — вытащил Бокрош свой козырь.
Имрих умолк, размышляя о надежности слова пана Элемира.
У криницы они остановились. Высоко над рощей плыл в небе кроваво-багровый месяц. Ветер немного стих, а может, их просто укрывал с запада высокий берег.
Бокрош уже переселился тогда в имение, и путь его лежал дальше прямо по шоссе, Имриха же — вдоль рощи.
На прощанье они еще раз закурили.
И тут Штефан без видимой связи, как-то резко, даже со злостью выпалил:
— Зачем только ты женился на ней?.. С красивой бабой греха не оберешься!
— Ты что несешь?..
