— Например? — продолжал мужчина с того, на чем остановился.
— Например, старый Ондруш, — сказал железнодорожник.
— Ондруш?
— Мразь ты! — еле слышно процедил сквозь зубы обходчик.
— Что такое? — Мужчина еще не догадывался, что под этим кроется.
— Ну-ка вспомни, ты тогда был мужик в расцвете сил. — Обходчик старался дать толчок его воспоминаниям.
— Я уже старый, много пережил.
— Он тоже был немолод. Ему всего две недели оставалось до шестидесяти, когда вы повесили его в саду на грушевом дереве.
Лицо мужчины приняло растерянное, слегка бессмысленное выражение — предвестие панического ужаса.
— Не так было дело, — сказал он.
— Мне надо было раньше тебя повстречать.
— Позвольте, все было не так, — сказал мужчина с чемоданом в руке.
— Жаль, что ты не попался мне раньше, теперь ты мне нужен как дерьмо собачье! — обходчик плюнул.
— Был суд, там во всем разобрались, — судорожно объяснял мужчина с чемоданом в руке. — Мои руки чисты, у меня бумаги есть, там черным по белому…
Но обходчик уже повернулся к нему спиной, взвалил на плечо ящик с инструментами и зашагал прочь.
Перевод И. Богдановой.
Раннее-раннее утро, едва начало светать.
Мария садится в постели, привычно находит ступнями домашние тапочки, сунув в них ноги, тут же встает и направляется в кухню.
А немного погодя она с сумкой в руках уже спускается по деревянной лестнице. Ступеньки страдальчески кряхтят, будто несут бог весть какую тяжесть, а не щупленькую, невесомую Марию, которая даже не ступает, а скорее парит над ними, порой касаясь их носками туфель.
Ступени скрипят, и под ними, в комнатушке с окном на темный двор, просыпается сапожник Кршка. Не успеет глаза протереть, как начинает кашлять. Кашляет он долго, очень долго, то и дело кашель переходит в хрип, душит его. Наконец приступ кашля проходит. Кршка распахивает окно, высовывается наружу и глубоко дышит. Когда полегчает, он втягивает голову обратно в комнату, шарит рукой по столу и, найдя, что ищет, по обыкновению натощак закуривает «детву»[11].
Мария спускается к калитке, берется за ручку, но калитку не открывает. Она прислушивается к кашлю Кршки и стоит у калитки до тех пор, пока не услышит скрип отворяемого окошка. Только убедившись, что приступ кашля кончился, выходит на улицу.
Мария идет по булыжной мостовой. Улица в этот ранний час еще пустынна. Ноги сами ведут ее к примыкающему справа переулку, больше похожему на щель между двумя рядами обшарпанных одноэтажных домишек. Переулок, не более ста метров длиной, впадает в широкую асфальтированную улицу, которая выходит прямиком на площадь.
