— Нет. Но я слышал, что сумасшедшие часто искажают слова.
— Искажают. Но не так! Пропускают буквы, переставляют, переиначивают. Без всякой логики. А здесь логика железная. Одна «шизофрения» чего стоит! Остроумно ведь: расщепление ума!
— Переселение душ, — хмыкнул Енохин.
— Ну, я в такие штуки не верю, — сказал Балинский. — Должно быть рациональное объяснение.
— Он о Франции рассказывал, словно он там был, а ведь императрица пока не вывозила детей за границу.
— Мог читать об этом.
— Мог, — кивнул Енохин. — Географию он всегда любил. Но знаете, я долго пробыл в Польше с покойным императором Николаем Павловичем и никогда не слышал о городе Катовице.
— Карту надо посмотреть. Может, найдется.
Они подходили к вокзалу — изящному готическому строению архитектора Бенуа, скопированного им с какого-то католического храма.
— А знаете, что самое удивительное? — спросил Балинский. — Когда общаешься с душевно больными, после этого чувствуешь себя, словно тебя выжали, словно из тебя выкачали душу. А здесь такого нет. Александр Александрович не отнимает, он дает. И глаза у него не такие, как у моих пациентов в клинике. Эти глаза ни с чем не спутаешь. Иван Васильевич, у него взгляд здорового человека.
— И что же вы ему выписали?
— Лауданум.
— А! Ну, от лауданума хуже не будет.
— Заедете ко мне в Петербурге, Иван Васильевич? Я хочу вам кое-что показать.
У вокзала в северной столице врачи взяли пролетку и заехали на квартиру Балинского.
Хозяин приказал слуге подавать чай и принес для коллеги толстенный том из своей библиотеки. «Systemamycologicum» — гласило название.
— Откройте, где закладка, — сказал психиатр.
Енохин открыл. Ну, да! Описание грибов рода «Penicillium».
— Откуда он знает о них интересно? — проговорил он.
Балинский пожал плечами.
— Не думаю, что Великим князьям так подробно преподавали ботанику.
— Но о лекарственных свойствах здесь ничего нет.
— Мне кажется, я это тоже где-то видел, — сказал Балинский. — Чуть не у Парацельса. Не об этих грибах, а о плесени вообще.
Принесли чай с вишневым вареньем. Енохин отпил из чашечки.
— Ну, что? Катовице поищем, Иван Михайлович? — предложил он.
Атлас открыли после чая. Города Катовице в Польше не было.
— Ну, я же говорил, — вздохнул Енохин.
— Погодите, погодите, — сказал Балинский.
И стал изучать соседние страницы.
— Вот! — наконец сказал он. — Все есть. Правда, не Катовице, а Каттовиц. Только это не Польша. Верхняя Силезия. Пруссия!
— Милый немецкий городок, — хмыкнул Енохин. — «А больше и смотреть нечего»!
