Это и был Барух Спиноза, чье имя с ненавистью проклиналось духовными наставниками его единоплеменников.
Он был среднего роста, слаб и худощав и имел чахоточный вид. Овальная, прекрасно очерченная голова, окаймленная черными красиво вьющимися волосами, смуглое приятное лицо, черные, блестящие и чрезвычайно живые глаза, длинные брови и, наконец, хорошо развитый заостренный подбородок — все это обнаруживало южное и вместе с тем восточное происхождение.
Привычка мыслить сказывалась во всех его чертах. Вот и сейчас он был погружен в отрешенное созерцание. Молодой человек внимательно наблюдал за происходящим в воде. Стайка пестрых рыбок безмятежно резвилась у самой поверхности. Вдруг стайка бросилась врассыпную, а воду взбаламутил верткий окунь, и одна из зазевавшихся пестрых рыбешек в мгновение ока была втянута воронкой его пасти.
«Все правильно, — подумал Барух, — всяк следует своей природе; сильные пожирают слабых, чтобы самим быть съеденными тем, кто еще сильнее... Естественный ход вещей... Наверное, такое же удовлетворение, как этот мелкий хищник, испытывают сейчас мои бывшие пастыри, мои наставники-раввины, которым с тем же успехом удалось растерзать меня...»
От невеселых мыслей молодого человека отвлек резкий и возбужденный женский голос.
Он поднял голову.
На корме пришвартованной поблизости барки дородная матрона, будто сошедшая с полотна Рембрандта, торопливо стаскивала с веревки развешанное для просушки белье.
— Иоганн! — крикнула она невидимому мужу, призывая его на помощь. — Скорей, помоги мне! Сейчас дождь хлынет!
Иоганн не спеша, развалистой морской походкой приблизился к супруге и, не вынимая изо рта попыхивающей трубки, принял из ее рук огромную корзину с ворохом скомканного в спешке белья.
По поверхности канала пробежала частая рябь, от воды потянуло резким запахом рыбы и морских водорослей. Сильный порыв ветра пузырем раздул полы полукафтана, в который был одет молодой человек.
Стало темно, как в поздние сумерки. Барух посмотрел в небо — низкая черная туча нависла над городом. Она, казалось, давила на грудь свинцовой тяжестью, затрудняя дыхание. В отдалении раздалось глухое ворчание грома.
В этот момент со стороны синагоги к мостику стала торопливо приближаться группа людей, расходящихся с необычного собрания.
Баруху вовсе не хотелось встречаться ни с кем из них, и он, оправив свой полукафтан, двинулся к центру города. Он брел куда глаза глядят и размышлял о том, где же ему теперь найти пристанище.
