На обочине дороги прочно застрял громадный красный грузовик, груженный мешками с цементом. У заднего борта машины ругань и давка — толпа оборванных людей борется за возможность заработать 30–50 центов на переноске мешков к складу.
Через открытые окна замызганного бара слышится магнитофонная запись эфиопских мелодий. У высокой стойки сгорбились молодые люди, что-то тянут через соломинки из малиновых стаканов; за ними компания человек в шесть лениво гоняет шары по бильярдному столу.
У самого рынка на переднее колесо нашего «фиата» неожиданно летит водопад помоев. Девица с опорожненным ведром, в юбке, задранной выше колен, спокойно поворачивается к нам спиной и исчезает за тряпичной занавеской маленькой двери. Таксист адресует неразборчивой Золушке целый поток энергичных выражений. Моя спутница смущена: она уже прилично понимает по-амхарски.
…Идем по рынку. На земле, реже на деревянных столах, бесконечные продовольственные ряды: зерно, перец, чечевица, растительное масло, кофе, чай, фрукты, огромные тыквы, яйца, мед, бананы, плоды дынного дерева. Чуть в стороне, на земле и на жердях — штабеля шкур. По соседству мычат коровы, блеют овцы, всхрапывают мулы, квохчут перепуганные куры. Навоз, моча, вонь, рои мух.
Гончарные ряды. Здесь тише и чище. Горшки, кувшины миски всех размеров и форм — от маленьких кофейных чашечек до громадных, в метр высотой, сосудов для хранения домашнего пива, зерна, меда.
Каменные кварталы — лавчонки арабов и индийцев. Текстиль и галантерея. Пирамиды дешевых чемоданов и сундучков. Под каменными сводами — образцы национальной одежды, пестрые зонтики, могущие удовлетворить вкусы самых привередливых покупателей. Запыленные коврики, дешевые одеяния из плотной национальной хлопчатобумажной ткани «абуджедид». Жужжат «зингеры» и другие швейные машины. Любой из сотен портных за час-другой сошьет вам любое платье из любого имеющегося в лавках материала. Все портные — мужчины.
Мебельщики, кузнецы, резчики по кости и дереву. А вот здесь, за углом, — кучи консервных банок. Из них изготовляют лампадки — кураз. На переносных щитах — книги и журналы. Подхожу ближе — почти все церковные. Как не вяжутся мертвоголовые святые на пожелтевших обложках с сутолокой, гамом и яркими красками рынка!
Несколько чистеньких итальянских магазинов. Хозяева их брезгливо оглядывают редких деревенских, пропахших потом и перцем покупателей. Нам — широкие улыбки, учтивая жестикуляция.
