— Встань, Хафизи Абру! — услышал он над собой негромкий властный голос. — Рад видеть тебя в добром здоровье.
Хафизи поднялся. Теперь он смог посмотреть на Повелителя Трех Сторон Света.
Тимур совсем не изменился за те два года, которые Хафизи провел на острове. Перед молодым летописцем стоял человек высокого для монгола роста, с широкими округлыми плечами и богатырской грудью. Правая рука его была скрючена в локте, указательный палец, искривленный и несгибающийся, торчал вперед, словно предупреждал: опасайся гнева Тимура! Левое плечо Железного хромца значительно возвышалось над правым, но это не отражалось на гордой посадке головы. Ни на мускулистой открытой шее, ни во всей атлетической фигуре не было заметно и намека на тучность, мощная мускулатура Тимура отличалась сухостью форм.
На эмире был халат из зеленой шелковой материи без всяких рисунков, голову его покрывала белая шапка. Посредине над лбом шапку украшал герб Тимура: три золотых овала, расположенных подобно лепесткам трилистника. Это значило, что Тимур есть владыка трех сторон света. Такой же герб чеканили на монетах Тимура. Над гербом сверкал огромный кровавый рубин, окруженный жемчужинами.
Из-под коротких пучкообразных бровей темно-каштанового цвета на Хафизи смотрели широко расставленные глаза, полные зрелой мудрости и юношеской энергии. Возле уголков глаз кожу покрывали бесчисленные мелкие морщинки. «Сколько раз этим глазам приходилось жмуриться под ослепительным солнцем азиатских пустынь, высматривая очередного противника», — подумал Хафизи.
Слегка уплощенный прямой нос с мясистыми крыльями и широкий рот с толстыми, выдвинутыми вперед, но крепкими, энергично очерченными губами сообщали всему лицу Тимура выражение непреклонной воли и жестокой властности. Небольшие уши, прижатые к голове, сразу же вызывали в памяти тигра, готового броситься на свою жертву.
Тимур носил длинные усы каштанового цвета, по-монгольски спущенные вниз, и небольшую клиновидную рыжую бороду с сильной проседью.
Что-то властно манящее, неодолимо притягательное и в то же время отталкивающее виделось Хафизи в этом лице сурового воина, мудрого дипломата и хладнокровного истребителя целых народов.
Снова в зал ворвался порыв ветра, шелковые кисти закачались сильнее. В глазах Тимура сверкнули веселые огоньки. Припадая на согнутую в колене правую ногу, он подошел к окну.
— Буря веселит мое сердце. Мы братья с ней, — произнес он как бы про себя и обратился к Хафизи. — Доволен ли ты был днями, проведенными здесь, не испытывал ли в чем нужды?
