— Почему же другие партии не поступают так же?
— Потому что их предложения были бы отклонены, — спокойно, без всякой иронии отвечает он.
Тогда я загоняю его в угол:
— Как же вы относитесь к такому способу борьбы с безработицей? Минимальная зарплата, утвержденная профсоюзами, составляет для чернорабочего 1200–1300 лир в день. А на этих «стройках для рабочих» безработным платят 700 лир. Согласны ли с этим профсоюзы? — спрашиваю я.
— Да, они сами способствуют таким делам, эти профсоюзы! — восклицает он. — А то от этого у них будет gratta-capi (мигрень, неприятности).
— А частные предприниматели? Они не протестуют против конкуренции государства?
— Нисколько. Вероятно, и они так или иначе находят свою выгоду. Власти смотрят сквозь пальцы на некоторые злоупотребления с их стороны. Я тебе — ты мне. Это общее правило.
Он сплевывает на землю.
— В общем-то мне стыдно. Стыдно, потому что все это делается на наши деньги. Потому, что хоть и делается то, что нужно, но делается в действительности не государством.
— За кого вы будете голосовать в воскресенье?
Следует тяжелый вздох.
— За социалистов. За кого же еще голосовать? Это ничего не изменит, но голосовать против них еще хуже.
— А ваша жена?
Он долго смотрит на меня и отчетливо выговаривает:
— На избирательный участок ее отвозит в машине одна дама-патронесса. И моя жена очень гордится этим.
Проходит рабочий с тачкой и робко кланяется нам. Скрюченный и тощий, как гвоздь. Обождав, когда он пройдет, Витторио бросает:
— Что я вам говорил? Большинство здесь такие же, физически истощенные люди. На нормальную стройку их не возьмут. У этого искривление позвоночника, и ему вообще не следовало бы работать. Но у него шестеро детей. Пособие по безработице составляет 250–300 лир в день. Здесь же, по крайней мере, вместе с премией за качество, которую я как начальник стройки могу ему выписать, и включая пособие по многосемейности, он получит 1200 лир. При нормальных условиях рабочий его категории должен был бы получать около 2800 лир. Идемте, я вам представлю еще одного.
Он ведет меня в деревянный барак.
— Вы сейчас увидите повара.
— Разве рабочих кормят?
— Похлебка в полдень.
Повар — маленький, безусый и веселый человек в баскском берете. Его зовут Mose. Моисей? Я спрашиваю:
— Вы еврей?
— Я-то? — Он улыбается всеми своими пустыми деснами. — Потому что меня зовут Моисеем? Ничуть не бывало! Представьте себе, в год моего рождения проливные дожди затопили наш квартал, и моя колыбель поплыла по воде. Понимаете? Вот поп и выдумал. Понимаете? Это чуть-чуть не кончилось очень плохо во время оккупации. Немцы не хотели мне верить. Приходилось спускать штаны…
