Возвращаясь домой, мы насчитали по дороге шесть бистро, тратторий, кафе и различных погребков. Во всех были телевизоры.
Просматривая газету, Лилла разрабатывает нашу программу на завтра. На piazza del Duomo открыта выставка, и, если верить «Голубому путеводителю», замок Сфорца тоже заслуживает посещения. Я категорически ее останавливаю. Никаких выставок, никаких музеев. Только люди. И точка. Лилла растеряна, она знает только два полюса притяжения: во-первых, памятники, во-вторых, рынки и обувные магазины.
— Но, овощи, мясо… — настаивает она.
— Единственное, на что я готов пойти ради того, чтобы ты смогла удовлетворить свое любопытство, это расстаться с тобой на завтра. Мы встретимся вечером в «Galleria»[42].
Вот почему на следующий день я отправился в одиночное странствие.
Я начал с площади Миссори. Насколько мне известно, Миссори — единственный генерал, увековеченный верхом на изможденной лошади.
Один коммерсант, к которому я пришел без предупреждения, любезно согласился дать мне интервью. Как и все встречавшиеся мне до сих пор итальянцы, он очень расстроен: большинство голосов получат христианские демократы; ну и бог с ними — это «неизбежное зло». Иначе — прощай, свобода!
— Иначе мы назавтра же оказались бы коммунистами. Несчастье Италии, сударь, в том, что нет настоящей социалистической партии. (Знакомая песня; я уже слышал ее вчера вечером и еще раньше — во Франции.) Если бы была такая партия, она получила бы 80 процентов голосов.
Он вздыхает:
— Конечно, если церковь откажется от участия в избирательной кампании…
— Почему? Я считал, что итальянцы люди независимые и свободомыслящие…
— Это конечно так… Но не забывайте про жен! Они давят на мужей, и мужьям приходится время от времени ходить к обедне и голосовать на выборах come Dio comanda[43]. Но не заставляйте меня говорить об этом, а то я поссорюсь дома с женой.
Он весь раскраснелся. Я меняю тему разговора.
— Мне говорили, что дела идут хорошо.
Он сразу мрачнеет.
— Слишком хорошо. Мы несемся навстречу гибели. Кругом царят купля и продажа. Но от жадности итальянцы предпочитают покупать в кредит. Так что все это искусственно, одна видимость процветания. Нужно знать миланца. Заметьте себе, что он, конечно же, во сто крат лучше генуэзца или флорентийца (о южанах и говорить нечего). Но миланец ужасно любит жить не по средствам. Он блефует. Чтобы покрасоваться перед соседями, он заложит в ломбарде драгоценности жены, купленные в рассрочку, и отправится отдыхать за город. Депрессия в США ничто в сравнении с тем, что надвигается на нас. Новые дома растут как грибы, но старых квартир для продажи и сдачи внаем больше, чем новых. Да, мы пляшем, мы действительно пляшем. Но лишь для того, чтобы не чувствовать, как жмут новые ботинки!
