На этот счет у нас с Лиллой мнения совпали. Однако, едва мы нашли стоянку для Пафнутия, возникает спор. Лилла хочет побывать всюду. Для посещения церквей у нее в сумке приготовлено даже покрывало на голову и руки. Но мы договорились, что во время этой поездки музеи и памятники исключаются. В. Италии им несть числа, а нас интересует человек, средний итальянец. Поэтому я и слушать ее не хочу, спорю, доказываю, напоминаю о ее обещаниях. Проявив таким образом свое «я», я следую за нею в собор.
За порогом совершенно иной мир. Величие, строгость, спокойствие, царящие здесь, волей-неволей внушают уважение; пораженный в самое сердце, я любуюсь огромными, нерасписанными нефами и чудесными витражами.
Миланцы называют свой собор незаконченным. Действительно, конкурс на отделку трех последних дверей был проведен совсем недавно… Но хватит о соборе[38].
Для меня Милан — это Эмиль Винтер, теперь Эмилио Винтер; итальянцы произносят Винтере. Это друг. Брат. Мы познакомились с ним в лагере Урбисалья. Потом встретились в горах над Виссо зимой 1943/44 года. Там, разыскиваемый немцами, он ухитрялся ходить за больными и однажды спас английского офицера. Это исключительно мягкое и мирное, любящее и доброе существо. Немец. Мясник. У него маленькая фабрика в Милане. Всякий раз, когда вы едите в Италии «франкфуртские сосиски», знайте, что изготовил их мой друг Винтер.
За пятнадцать лет он не состарился. Но движения его стали медленнее и волосы поседели. Я спросил его о его делах.
— Мои-то дела идут превосходно, а вот Италия катится к экономической катастрофе.
Это тот самый лейтмотив, который я еще услышу в разговорах большинства экономистов и предпринимателей.
Однако пора искать гостиницу. Словно нарочно большинство их стоит как раз там, где трамваи делают поворот. О, нам слишком хорошо известен их утренний скрежет, и поэтому мы укрываемся вдали от центра, на улице, где слышны только гудки автомобилей.
Хозяйка гостиницы расплывается в улыбке. Я спрашиваю:
— Как идут дела?
— Веnonе (великолепно), — отвечает она.
— Налоги не съедают все ваши доходы?
Она презрительно усмехается:
— Macché! (A-а, черт с ними!)
То, что налоги в Италии отнюдь не предмет беспокойства, подтвердится тоже еще много раз. Тому существуют две причины. Первая — изворотливость. Люди «устраиваются», а «устраиваться» и значит изворачиваться. Вторая причина — рост главным образом косвенных налогов. Например, бензин здесь дороже, чем у нас: 150 лир за литр. Туристы платят 100 лир. Отсюда блестящие возможности устраивать очень выгодные торговые дела.
