Я, может быть, забыл пояснить, что телефонный провод, связывавший меня с поверхностью, составлял сердцевину стального каната, выполнявшего таким образом и свою основную функцию и одновременно несшего телефонный провод. Но теперь, когда Квеффелек поднимет трос, чтобы опустить второго члена экспедиции, я был бы вынужден остаться без телефонной связи с поверхностью. Но нельзя допустить, чтобы члены экспедиции, находящиеся в пропасти, оказывались совершенно отрезанными, когда трос поднимается кверху. Кроме того, нужно было предвидеть случаи возможной аварии с проводом, заключенным в канат, например возможность разрыва сердцевины. Поэтому, чтобы предотвратить такое нарушение связи, я распорядился параллельно с развертыванием троса разматывать второй телефонный провод, доставивший мне, правду сказать, немало хлопот и затруднений. Чтобы этот проклятый шнур не обвился вокруг троса и не запутался, мне на всем протяжении вертикального спуска приходилось через промежутки забивать крюки и закреплять за них провод.
Но, вертясь в пустоте, я все-таки вокруг него обкрутился. Отчасти по этой причине я сознательно считал повороты: 33 оборота слева направо, 12 оборотов справа налево, — теперь я знал, в каком направлении и сколько раз я должен был обернуть провод вокруг троса, чтобы их разъединить.
Простятся ли мне эти детали, может быть излишние? Не знаю, но эта как будто простая операция оказалась очень серьезной. Когда все было приведено в порядок, я присоединил провод к своему телефонному аппарату и дал сигнал поднимать трос. Все шло хорошо, слышимость была отличной, и, довольный благополучным исходом спуска, я отдыхал, оживленно переговариваясь с Лепине, как вдруг раздался какой-то странный, все усиливавшийся свист и около 100 метров телефонного провода свалились к моим ногам! Канат и шнур не поладили: один оборвал другой; теперь мое полное одиночество будет длиться несколько часов. Спуск начался в 2 часа после полудня, а второй член экспедиции доктор Л1ерей присоединится ко мне в час ночи.
Теперь у меня будет время добраться до могилы Лубена и еще много времени останется, чтобы думать и дрожать от холода — температура в пропасти только 4°.
* * *
Мерей, опускаясь, исправил и протянул телефонную линию, и в 2 часа ночи мы с ним устроились на ночлег на месте прошлогоднего подземного лагеря, то есть на относительно плоской площадке, недалеко от надгробия Лубена. Палатки не было, и наш бивуак на твердой поверхности в перенасыщенном водяными парами воздухе не имел в себе ничего привлекательного. Поэтому в 7 часов утра я уже начал суетиться, ходить и разбудил доктора.
