Макс Козине был первым, решившимся подняться с профессором Пикаром в не затронутую до того человеком область стратосферы. Опять же он и опять с профессором Пикаром спроектировал и построил первый батискаф и сделал первую попытку погружения на большую глубину. Их первый стратостат, так же как и их первый батискаф, были после воспроизведены, и именно на подобных же машинах были осуществлены другие подъемы на большие высоты и подводные погружения на большие глубины[36].
Мой верный и несчастный друг, мой лучший ученик Марсель Лубен стал жертвой технической погрешности во время экспедиции, организованной и руководимой моим товарищем и коллегой Максом Козинсом. И тем не менее было бы несправедливо, как это часто делают, обвинять его в гибели Лубена. Я со своей стороны никогда не переставал восхищаться Максом Козинсом и уважать его.
Девятого августа 1952 г. при ярком солнце Лубен в полном снаряжении первый должен был спуститься в пропасть. Стечение народа было огромное: журналисты, фотографы, представители кино, туристы, пастухи, карабинеры и жандармы — все склонились над краем пропасти, внимательно следя за подготовкой к спуску.
Несмотря на торжественность минуты, Лубен шутил и шутил до самого последнего мгновения.
Его высокая фигура, уверенные движения, энергичное лицо — все создавало впечатление полной уравновешенности и непоколебимой веры в себя.
Уже прикрепленный к тросу и собираясь опуститься в черную пустоту, он отыскал меня глазами и широким прощальны. м жестом крикнул: «До свидания, папа».
Он любил называть себя моим «духовным сыном», так как я его посвятил в спелеологию, когда ему было 16 лет, но в этом обращении он назвал меня отцом в первый раз, и я так же весело ответил: «Прощай, мой сын». В последний раз в жизни он улыбался и любовался солнечным светом; живым я его больше не видел.
Затем опустились Тазиев, Лябейри и Оккьялини. Все четверо имели определенную программу: организовать главный лагерь на глубине 380 метров в зале Лепине; провести детальное обследование зала Элизабет Кастере, еще очень плохо известного, и затем бросить 40 килограммов флюоресцеина в подземный поток; окрашивание должно было уточнить место появления потока на поверхности, где-то в долине.
Пятью днями позже (под землей все протекает медленно и с трудом) Лубен мне телефонировал из глубины пропасти, что программа выполнена целиком и что, кроме того, он подозревает о существовании третьего огромного зала. Но сказал, что чувствует себя уставшим и к тому же его беспокоит плечо, разбитое во время исследования пропасти Хенн-Морт, и что он решил подняться.
