Я плыл все дальше. Пока ничего нового, ничего, что мне не приходилось бы видеть на морском дне в самых различных местах: от студеных вод Саутгемптона до изнуряющего пекла Новой Гвинеи.
Бел плыла немного позади и чуть выше: одно из наших непреложных правил гласит, что никто не смеет нырять без своего ведомого.
Но вот на дне выступ странной формы. Один из углов заострен, будто это люлька, забытая кем-то на морском дне. Впрочем, комендант гавани уверял, что никаких работ в бухте не велось. Я решил поглядеть, что бы это могло быть. Боже мой, просто-напросто дохлая лошадь, или, точнее, то, что от нее осталось.
— Что ты там увидел? — накинулся на меня Ханс, когда мы всплыли.
— Лошадь, — с отвращением сказала Бел. Мы нырнули еще раза два и обнаружили несколько подозрительных выступов на морском дне. Их мы исследуем позднее, а сейчас назад, к месту якорной стоянки.
На следующее утро пришлось подняться чуть свет, так как Бел предстояло кое-что закупить в городе. Но прежде чем ей удалось собраться, нагрянули первые посетители: наш ученый друг — профессор и с ним еще некто решили нанести нам утренний визит.
— Доброе утро, коллеги, — заорал профессор. — А вы, я смотрю, ранние пташки. Вот захватил с собой приятеля, просто так, познакомиться с вами. Кстати, что это вы там нашли вчера?
— Мертвую лошадь, — ответил Ханс.
Ответ, казалось, поразил его.
— Площадь? Боже мой! Очень, очень интересно! Они отыскали площадь! — проревел он прямо в ухо своему, по всей видимости, глухому спутнику.
— Да, да. Большое спасибо! — произнес тот, обращаясь к Бел. — Я и в самом деле голоден как волк.
С этими словами он уселся в кресло.
— Позвольте налить вам немного кофе, — сказала Вел, безропотно принимая этот удар судьбы.
— Они нашли целую площадь, — бубнил между тем профессор, все еще не теряя надежды довести это до сведения своего непробиваемого друга.
— Ага, понял. Бедная лошадка, и что ей там понадобилось?
— Да не лошадь, а площадь, — взвизгнул профессор, выйдя из себя.
— Нет, нет, именно лошадь, а не площадь, — скорбно пояснил Ханс.
После этого профессор пробыл у нас весьма недолго и вскоре отбыл, что-то сердито бормоча себе под нос.
