С верхней площадки башни Хасана, обнесенной невысоким парапетом, и на самом деле открывается превосходная панорама… Река Бу-Регрег, отступившая за несколько столетий от недостроенной султанской крепости, впадая в океан, разделяет два города: Рабат, лежащий на левом берегу, и Сале — на правом; шоссе же, как стрела проносясь по мосту над рекой, соединяет города. Оба они — белые, оба — праздничные, с плосковерхими нарядными домами, с прямыми авеню, где на тротуарах вместо лип или ясеней растут пальмы…
Вечером, сидя в садике перед отелем «Валима», мы с Машковским переводили брошюру Аль Идриси. Как о третьем лице, он говорит о себе во вступлении: «Если он почувствует, что не находит в собеседнике то, что ожидал, он замыкается». Это и произошло, и теперь уже ничего не поделаешь. Но мне все-таки хочется понять человека, который закладывает основы марокканского изобразительного искусства и, хотя бы потому, что он первый, окажет сильное влияние на следующее поколение художников.
Я пытаюсь представить себе, какое впечатление произвел бы на меня Идриси, если бы начал показывать мне беглые зарисовки пейзажей и городов России. Вероятно, мне было бы любопытно посмотреть, какими увидел их художник другой страны. Но потом мне непременно захотелось бы посмотреть, какой он видит свою страну, своих соотечественников, какие глубины их жизни, их психологии он выносит на суд людей, какие проблемы ставит перед собой и перед другими. И мне кажется, что, если бы Машковский познакомил Аль Идриси с полотнами наших художников, поднимающими острые проблемы современности, тот не остался бы равнодушным. А коллекция Машковского напомнила мне одну выставку, на которой самым остроконфликтным произведением была скульптурная группа из двух дерущихся деревянных петухов…
Все эти соображения я осторожно высказываю Машковскому — он сам подбирал репродукции, и его можно обидеть, а мне вовсе не хочется его обижать. Почти все творчество Машковского посвящено Северу — Беломорью, Ненецкой земле, жителям арктических островов, но в облике Машковского нет ничего традиционно северного: это невысокий, хрупкий, с тонким лицом южанина человек; он очень деликатен, скромен, никому не навязывает своих мнений, и было бы бестактно мне навязывать ему свое… Но мы оба думаем о судьбах искусства вот в таких, вернувших себе независимость странах, как Марокко, и потому вполне понимаем друг друга.
— Я не хотел, чтобы Идриси усмотрел в подборе репродукций тенденциозность, — говорит Машковский.
