Листья лофиры | страница 10



«Рабат», или, точнее, «рибат», в переводе с арабского означает «укрепленный военный лагерь». Многочисленные «рабаты» были выстроены средневековыми арабскими завоевателями в разных уголках захваченных ими земель. Один из таких «рабатов», заложенный берберийскими военачальниками из династии Альмохадов более восьмисот лет назад в устье реки Бу-Регрег, стал в наше время столицей государства.

Казба — так называется самая древняя часть города, крепость, с которой начался Рабат. Еще сохранились мощные глинобитные стены и башни, крепостные ворота и дворец какого-то султана. Во дворце теперь размещен небольшой музей, где экспонировано всяческое устаревшее оружие, а гробница султана, видимо, давно уже не охраняется: плиты вокруг нее стерты ногами, надписи почти не сохранились, длинное низкое надгробье разбито трещинами, запачкано аистами — их гнезда темнеют среди ветвей могучего платана…

Улицы Казбы нешироки — две повозки едва ли разъедутся на них. Плосковерхие побеленные домики стоят вплотную друг к другу. Возятся в пыли ребятишки. Молча проходят закрытые паранджами женщины; говорят, что носить паранджи в Марокко ныне не считается обязательным, и дочери короля первыми стали открывать лица. — Но вековые традиции, судя по всему, сильны.


Центр Рабата. Он застроен высокими белыми домами. Сверкает витринами дорогих магазинов. Пестрит роскошными лимузинами последних заграничных моделей. Шелестит жесткой листвой высаженных рядами пальм. Трамваев, троллейбусов нет. Автобусы редки. Много частных маленьких такси и вообще малолитражных машин: бензин дорог. Мужчины, женщины среди них далеко не все арабы одеты, причесаны, выкрашены (волосы всех цветов — от седого до лилового) по парижским модам. На афишах кинотеатров — запрокинутые головы красавиц,

В Рабате достаточно перейти улицу, чтобы попасть из европейских кварталов в арабские — так называемую медину, населенную арабами, берберами, евреями, предки которых некогда бежали в Африку от испанской инквизиции, французами, не сумевшими разбогатеть, испанцами-бедняками… Пятьдесят шагов, и вы переноситесь в иной мир. Он тесен, шумен, пестр, суетлив этот мир. Ширина улиц — в размах рук. Дома в упор смотрят друг на друга окнами. Лавки отделены лишь тонкими перегородками. Незаметно, чтобы кто-нибудь покупал, но все продают. Красиво выделанную кожу — сумки, чехлы для волосяных подушек, украшенные национальными орнаментами. Меха для воды и вина. Керамику. Липкие сласти, с которых тут же сгоняют длинными щетками мух. Женское белье, видимо, где-то скупленное по дешевке. Украшения из бисера — бусы, браслеты. Медные блестящие кувшины, ковши, подсвечники. Апельсины. Чеснок. Финики. Лук. Помидоры. Бананы. Пучки зелени. Мясо. Ржавые кинжалы в дешевых ножнах. Пистолеты времен Дрейка. Фигурки из проволоки. Тряпичных куколок. Даже воду: худые черные водоносы — жилистые, с обтянутыми кожей скулами, тонконогие — с черными мохнатыми козьими бурдюками за спиной то и дело собираются кучками у единственного, выложенного разноцветными изразцами источника; они сбрасывают бурдюки, под которыми обнаруживаются кожаные прокладки, предохраняющие от холода, наполняют бурдюки и тотчас расходятся, позванивая медными колокольцами…