Для парохода или летающей лодки нужна чистая вода. Но сейчас лед тянется до горизонта большими полями. Правда, временами они начинают двигаться, увеличивая полыньи и разводья. Лодке сесть, конечно, трудно. Слова «лед, ледовая обстановка» стали на острове самыми ходовыми. Для того чтобы выяснить, что делается в море, кто-нибудь с биноклем частенько забирался на горку. При связи каждый раз спрашивали у Темпа ледовую обстановку на дальних подступах к острову.
Впрочем, «чемоданная болезнь» поразила не всех. Слава в это беспокойное время проявил себя настоящим мужчиной — стоиком и философом. Он собрал и перевязал веревочкой ненужное для поддержания связи имущество (несколько отверток и радиоламп), честно помог упаковываться каждому, кто нуждался в его помощи, далеко от лагеря не отходил. Во всем остальном он ни чуточки не изменился; с удовольствием спал, с увлечением пек оладьи, занимался английским языком и не особенно поддерживал сезонные и модные разговоры. Герману пришлась по душе здешняя жизнь и уезжать отсюда не хотелось. При каждом удобном случае он злоязычия по поводу сомнительных перспектив оставления острова в этом году.
Но никакая болезнь, а тем более протекающая в острой форме, не может длиться вечно. Миновал кризис и «чемоданного поветрия». Страсти утихли, и хотя во взглядах, обращенных к морю, еще чувствовалась затаенная надежда, интерес к ледовой обстановке ослабел.
Она не становилась лучше. Разводья не увеличивались, по утрам поверхность воды покрывалась шугой[6]. Ледяные поля смерзались. По радио у нас часто запрашивали о состоянии прибрежных льдов, но никаких сообщений о снятии партии не приходило. Да и что сообщать? Видно, что придется ждать санного пути и маленького самолетика на лыжах, что впереди еще месяц работы, а может быть, и вынужденная зимовка.
Тревога, вызванная «приближением к конечной станции», оказалась ложной.
На острове стояла «золотая осень». Миниатюрные, полуразвернувшиеся листики стелющихся ив пожелтели и заметно выделялись на фоне зеленовато-серых подушек лишайников, мхов, куропаточьей травы, растущих на склонах и возвышенностях; в долинах и лощинах лежал снег.
В устье ручья, где приливно-отливные течения достигали большой силы и вода не замерзала, все чаще показывались молодые плосконосые плавунчики. Они уже хорошо летали и мало чем отличались от взрослых самцов (легкомысленные самки давно исчезли). Впервые я заметил одиночных молодых куличков 15 августа, а через неделю насчитал их на ручье несколько десятков. Тундра в августе настолько опустела, что даже негромкое попискивание плавунчиков внесло в окрестности лагеря заметное оживление.
